Укус змеи

В голове промелькнула лишь одна мысль: он хочет навредить Ане. Я схватил первое, что попалось под руку — обломок сухого дерева — и бросился вперёд, с яростью обрушивая его на спину незнакомца. Тот взвыл от боли и обернулся. Его глаза, запавшие и безумные, горели нездоровым огнём.
— Ты прервал ритуал! Глупец! Ты не понимаешь, что натворил?! — Прохрипел он, сплёвывая кровь.
В этот момент Аня открыла глаза. Но это были уже не глаза моей любимой. В них плескалась тьма, такая густая и всепоглощающая, что от одного взгляда становилось не по себе. На её лице, словно вытатуированные, проступили зловещие символы, извивающиеся, как змеи. На лбу пульсировал знак, похожий на перевёрнутую спираль, закручивающуюся в бесконечную воронку.
— Он уже здесь! Снимай кулон с её шеи. Спроси, как его зовут! — Завопил отшельник, отступая от неё.
Аня или то, что в ней поселилось, издала утробный рык и попыталась наброситься на нас. Её движения стали неестественно быстрыми и сильными. Мы с отшельником с трудом повалили её на землю и связали руки и ноги верёвкой, которую я случайно нашёл в рюкзаке этого незнакомого мужчины, который лежал неподалёку на пыльном и порванном покрывале. Я сорвал с её шеи серебряный кулон в виде полумесяца. Он был холодным, словно лёд, и от него исходила какая-то зловещая аура.
— Скажи, как тебя зовут? — Крикнул я, надеясь услышать её голос.
В ответ раздался шипящий, оглушающая гургань, чужой и полный ненависти.
— Муар... Дэрам... — Прорычала она, выплёвывая имя, словно яд.
Отшельник, не раздумывая, схватил обломок дерева и ударил её по голове. Аня обмякла, потеряв сознание.
— Я видел, как её укусила змея. — Заговорил отшельник, тяжело дыша. — Необычная такая змея. Яд её призывает демона — Муар Дэрам. За этой змеёй охотятся столетиями. Шкура её бесценна, а правый глаз горит неземным свечением, как огнём. Но самое страшное — её яд. Я пытался изгнать демона, но ты помешал мне. Теперь она одержима.
Слушал его, не веря своим ушам. Всё это казалось бредом, кошмарным сном. Но Аня, лежащая без сознания, с демоническими символами на лице, была слишком реальна.
— Что нам делать? — Прошептал я, чувствуя, как страх сковывает моё сердце.
— Нужно найти редкий цветок, несколько трав и неофитовый папоротник. — Ответил с длинными растрёпанными волосами мужчина, весь в копоти и соломе, его глаза горели решимостью. — Только они могут ослабить хватку демона.
— Нефритовый?
— Неофитовый, молодецкий, неофитовый. Он так и называется.
И мы отправились вглубь леса, в самое сердце чащи, где царила вечная полутьма. Ипахим (так звали незнакомца-отшельника), словно зверь, чуял нужные растения, копался в земле, срывал листья и корни. Я следовал за ним, чувствуя себя потерянным и беспомощным. Ветки хлестали по лицу, корни цеплялись за ноги, но я не останавливался. Я должен был спасти Аню. После долгих часов поисков мы вернулись в его хибару — жалкое подобие палатки, сшитое из старых шкур и веток. Внутри пахло сырой землёй и частично гнилью, что-то похожее на фекальную саванну, глину и амбре скомбинированных ароматических углеводородов. Бездомный достал из тайника каменную ступку и чашу. Он молча принялся растирать собранные травы и цветы, превращая их в густую, зловонную мазь.
— Это нужно нанести на место укуса. — Сказал он, протягивая мне клочок пергамента. — А ты читай это. Заклинание на латыни. Оно поможет. Потренируйся, пока я изготавливаю смесь. Она должна настояться.
Взял пергамент, мои руки дрожали. Латинские буквы казались мне иероглифами, непонятными и пугающими.
Мы вернулись к Ане уже под вечер. Она лежала там же, где мы её оставили, связанная и неподвижная. Но даже в бессознательном состоянии от неё исходила волна тьмы, заставляющая волосы вставать дыбом. Ипахим крепко держал её, пока я пытался разглядеть место укуса. На её плече, под ключицей, виднелась небольшая, посиневшая ранка, окружённая багровым ореолом.
— Читай! — Рявкнул отшельник, его голос был полон отчаяния.
Я начал читать, запинаясь и путаясь в словах. Латынь давалась мне с трудом, но я старался, вкладывая в каждое слово всю свою волю и надежду.
— Ex spiritu immundo, praecipio tibi, in nomine Dei Altissimi, recede ab hac creatura! — Мой голос дрожал, но я продолжал.
Скиталец нанёс целебную мазь на рану. Аня забилась в конвульсиях, её тело выгибалось дугой. Из горла вырывались хрипы и стоны, полные нечеловеческой боли. Символы на её лице стали ярче, словно раскалённые угли.
— Per virtutem crucis, per sanguinem Christi, te adjuro, daemonium, discede! — Я читал быстрее, чувствуя, как пот заливает глаза.
Мазь, казалось, прожигала её кожу. Аня кричала, её голос был полон муки и ненависти. Но я не останавливался. Я должен был продолжать, пока демон не покинет это тело.
— Muar Deram, te expello! In nomine Dei, te abjuro! Vade in locum tuum, in tenebras exteriores! — Кричал что было мочи, мои лёгкие горели, голос сорвался.
В этот момент девушка затихла. Её тело обмякло, символы на лице начали тускнеть, пока совсем не исчезли. Она лежала неподвижно, словно мёртвая. Отшельник отпустил её, отступив на шаг. Он смотрел на неё, не отрываясь, словно ожидая нового приступа. Я бросился к Ане, прижал её к себе. Её кожа была холодной и влажной. Я прислушался к её дыханию — слабому, но ровному. Она была жива.
— Получилось? — Прошептал я, глядя на мужчину.
Тот молча кивнул, его лицо было измученным и постаревшим на несколько лет.
— Но это ещё не конец. — Произнёс он, смотря на её обмякшее тело, его голос был хриплым и тихим. — Муар Дэрам не так просто сдаётся. Он оставил след. Нужно быть осторожными. Мы перенесли Аню в архаичную хибару. Он уложил её на подстилку из сухих листьев и укрыл старой шкурой. Я сидел рядом с ней, не отрывая взгляда, боясь, что демон вернётся. Ипахим вышел из своей лачуги и вернулся через некоторое время с котелком, полным какой-то травяной настойки.
— Выпей это. — Указал он, протягивая мне котелок. — Это поможет тебе успокоиться и набраться сил.
Я выпил настойку. Она была горькой и противной, но я почувствовал, как напряжение постепенно покидает моё тело.
— Что будет дальше? — Спросил я, глядя на него.
— Нужно уйти отсюда. — Ответил он задумчиво. — Это место пропитано тьмой. Муар Дэрам может вернуться сюда в любой момент.
Мы решили уйти на рассвете. Ночь прошла в тревожном ожидании. Я не сомкнул глаз, боясь, что демон вернётся и заберет Аню. Скиталец и наш спаситель тоже не спал. Он сидел у входа в его хижину, держа в руках свой обломок дерева, готовый к бою.
На рассвете мы собрали наши вещи и покинули его жилище. Ипахим повёл нас по тайным тропам, известным только ему. Мы шли долго и молча, стараясь не привлекать к себе внимания. Через несколько дней мы вышли из леса.
Я отвёз Аню в больницу. Врачи не могли объяснить, что с ней произошло. Они говорили о нервном срыве, о галлюцинациях, вызванных переутомлением. Но я знал правду. Я видел демона в её глазах. Аня постепенно приходила в себя. Она ничего не помнила о том, что произошло в лесу. Она помнила только, что её укусила змея, а потом — темнота. Я рассказал ей всё, что произошло. Сначала она не поверила мне. Но потом, увидев мой взгляд, полный страха и отчаяния, она поняла, что я говорю правду.
Мы решили уехать из города, подальше от этого проклятого места. Мы купили небольшой домик в деревне, окружённой полями и лесами. Мы надеялись, что там, вдали от цивилизации, мы сможем забыть о том, что произошло. Но я знал, что Муар Дэрам не забыл нас. Я чувствовал его присутствие, словно тень, преследующую нас по пятам. Я знал, что он вернётся. Вопрос был только в том, когда и как.

Однажды ночью я проснулся от странного звука. Это был шёпот, тихий и зловещий, доносящийся из темноты. Я прислушался. Шёпот становился громче, превращаясь в слова.
«Муар... Дэрам...» — Шептал кто-то.
Я посмотрел на Аню. Онаспала, её лицо было спокойным и безмятежным. Но я знал, что это не она. Встал с кровати и вышел из комнаты. Шепоток доносился из сада. Я вышел на улицу и увидел её. Она стояла под луной, одетая в белую ночную рубашку. Её волосы развевались на ветру, а глаза горели неземным огнём, как тот самый инфернальный глаз змеи. На лице снова появились демонические символы.
«Муар Дэрам вернулся» — Прошептал симулякр и двойник моей девушки, его голос был чужим и зловещим. — И он пришёл за тобой.
Я попытался убежать, но она была быстрее. Она набросилась на меня, её руки сжали мою шею. Задыхался, не мог вымолвить ни слова, пытаясь сопротивить сопоставленный удар и дать отпор, но руки не слушались.
— Ты не можешь убежать от меня. — Прошипела она. – Я всегда буду с тобой. В твоих снах, в твоих мыслях, в твоём сердце.
В эту секунду почувствовал, как жизнь покидает моё тело. Темнота подступала со всех сторон. Но в последний момент я увидел его. Ипахим. Он стоял за спиной симулякра, держа в руках свой обломок дерева. Он ударил её по затылку, и она упала на землю без сознания. Моя туловище рухнуло рядом с ней, тяжело дыша. Отшельник помог мне подняться.
— Я знал, что он вернётся. — Произнёс суровым тоном он. — Муар Дэрам очень силён. Но мы не сдадимся просто так.
Мы отнесли Аню в дом и уложили её в постель. Симулякр воспользовавшись ситуацией захватил её тело, используя его, как основной носитель. Он был как эпиза — паразит. Мужчина средних лет, чьё лицо изрезали морщины, словно карта древнего мира, выудил из бездонного мешка, пропахшего землёй и тленом, горсть сушёных трав. Они шуршали под его корявыми пальцами, словно перебираемые кости. Рядом, в мутном свете одинокой свечи, поблёскивали в стеклянной банке склизкие, извивающиеся формы — гельминты, выловленные, казалось, из самых глубин преисподней. Их движения были медленными, почти медитативными, но от одного взгляда на них по спине пробегал холодок. Он достал ещё одну банку, на этот раз с чём-то, напоминающим сморщенные ягоды, но присмотревшись, можно было увидеть, что это — червивые, словно выклеванные птицами, глаза каких-то мелких животных. От них исходил слабый, но настойчивый запах гнили, который, казалось, проникал под кожу. Завершали жуткую коллекцию несколько крупных жуков-извозчиков, неподвижно лежащих на дне глиняной плошки. Их панцири, переливающиеся всеми оттенками коричневого и чёрного, казались отполированными веками.
Мужчина поставил на треногу над тлеющими углями небольшой чугунный котёл. Он был покрыт слоем копоти и нагара, свидетельствовавшим о бесчисленных варках. Затем, не спеша, достал из мешка мензурку, ступку и несколько баночек с присыпками, названия которых были написаны на латыни, выцветшими чернилами. Первым делом он отмерил в мензурку мутную жидкость из глиняного кувшина. Она пахла болотом и старой рыбой. Вылив её в котёл, он принялся за травы. Каждую щепотку он тщательно растирал в ступке, превращая в мелкий порошок. Запах становился всё более интенсивным, смешиваясь в причудливую симфонию земли, плесени и чего-то неуловимо мёртвого. Затем настала очередь глаз. Он достал их из банки пинцетом, стараясь не повредить. Бросал их в котёл по одному, наблюдая, как они медленно растворяются в кипящей жидкости, оставляя после себя лишь мутный осадок. Гельминтов он добавил последними. Они, казалось, сопротивлялись, извиваясь и пытаясь выскользнуть из его пальцев. Но тот был непреклонен. Он бросил их в котел, где они мгновенно свернулись в спирали, словно испуганные змеи. Глистная инвазия имела разношёрстную форму и длину. Жуков-извозчиков раздавил в ступке, превратив в чёрную, липкую массу. Этот ингредиент добавил отвару землистый, почти осязаемый запах. На протяжении всего процесса старик добавлял в котёл щепотки присыпок из баночек. Одна пахла серой, другая — ладаном, третья — чем-то сладким и приторным, напоминающим запах гниющих фруктов.
Помешивая отвар костяной ложкой, он бормотал под нос какие-то слова на языке, давно забытом людьми. Его голос был хриплым и скрипучим, словно шелест сухих листьев. Отвар в котле бурлил и пузырился, меняя цвет от мутно-зелёного до грязно-коричневого. Запах становился всё более невыносимым, заполняя комнату густым, удушливым облаком. Казалось, что сам воздух пропитался этой мерзкой эссенцией, заставляя глаза слезиться, а желудок судорожно сжиматься.
Наконец, нерадивый, казалось, остался доволен. Он перестал помешивать отвар и, достав из мешка небольшую чарку из тёмного стекла, зачерпнул ею немного жидкости. Поднеся чарку к свету свечи, он внимательно осмотрел её содержимое. Жидкость была густой и маслянистой, с плавающими в ней мелкими частицами. Он сделал глубокий вдох, словно собираясь с духом, и одним глотком выпил содержимое чарки. Лицо его исказилось гримасой отвращения, но он не проронил ни звука. Закрыв глаза, он несколько секунд стоял неподвижно, словно прислушиваясь к тому, что происходит внутри него. Затем, открыв глаза, он поставил чарку на стол и, достав из мешка пустую бутыль, начал переливать в неё отвар из котла. Жидкость лилась медленно и неохотно, словно не желая покидать своё зловонное пристанище. Когда бутыль была наполнена, заклинатель заткнул её пробкой и тщательно запечатал воском. На этикетке, приклеенной к бутыли, он написал дрожащей рукой несколько слов на латыни.
Закончив, он откинулся на спинку стула и устало вытер пот со лба. В комнате по-прежнему стоял удушливый запах отвара, но он, казалось, его не замечал. Смотрел на бутыль, словно на драгоценное сокровище, в котором заключена великая сила — сила исцеления или разрушения, добра или зла. И только он один знал, какая именно сила заключена в этом зловонном снадобье. С его слов, должно было помочь.
— Мы должны изгнать его навсегда, молодец. — Произнёс он, не отрывая взора от чаши, переливая дозированную пропорцию отвара при помощи мензурки, после небольшого отдыха. — На этот раз мы не допустим ошибки. Я доработал один из основных рецептов.
Он дал Ане выпить отвар, и она заснула. Отшельник начал читать заклинание. Его голос звучал громко и уверенно, изгоняя тьму из дома. Я стоял рядом с ним, держа в руках крест. Молился как никогда, прося Бога о помощи. Вдруг Аня проснулась. Её глаза были полны ужаса.
— Не дайте ему вернуться! — Закричала она. — Он хочет меня убить!
Ипахим продолжал читать заклинание. Я держал Аню за руку, стараясь успокоить её.
— Всё будет хорошо. — Нервно прошептал, с выдающей дрожью в руках. — Мы не дадим ему забрать тебя.

В полумраке комнаты, освещённой лишь тусклым светом одинокой свечи, колдовал длинноволосый грязнолицый мужчина. Его лицо, обычно исполненное привычной отрешённостью и холодностью, сейчас было напряжено и сосредоточено. Капли пота стекали по вискам, смешиваясь с редкими седыми волосами. Он стоял на коленях перед старинным медным котлом, установленным на треноге прямо посреди комнаты. Вокруг котла, словно стражи, располагались раскрытые фолианты, испещрённые непонятными символами и древними письменами. Приготовление отвара было ритуалом, требующим точности и внимания к каждой детали. Ипахим начал за несколько часов до этого, когда солнце ещё не скрылось за горизонтом. Сначала он тщательно отобрал ингредиенты. Корень мандрагоры, выкопанный в полнолуние и высушенный в тени дуба, лежал на столе, источая землистый, почти одурманивающий аромат. Рядом — лепестки чёрной розы, собранные с куста, растущего на заброшенном кладбище, их бархатистая поверхность казалась поглощающей свет. И, наконец, сердцевина плода драконьего глаза, привезённая контрабандой из далеких земель, пульсировала слабым, едва заметным светом. Второй отвар послужит силовым энергией и щитом для дома, тела, духа и души, а также помогая восстанавливать силы и стамину. Небольшой пропорцией второго зельеварения были обрызганы и омыты углы и комнаты квартиры. Ипахим достал из деревянного ящика серебряный нож с гравировкой в виде переплетающихся змей. С его помощью он аккуратно нарезал корень мандрагоры тонкими, почти прозрачными ломтиками. Каждый ломтик он клал в ступку из чёрного оникса и растирал пестиком, пока не образовалась густая, землистая паста. Аромат становился всё слышен, заполняя комнату терпким запахом сырой земли и чего-то древнего, почти забытого. Затем пришла очередь лепестков чёрной розы. Мужчина бережно отделил каждый лепесток от стебля и медленно, с благоговением, опустил их в котёл. Он знал, что эти лепестки содержат в себе не только красоту, но и силу — силу скорби и надежды, силу жизни и смерти. Сердцевину драконьего глаза он оставил напоследок. Она была самой ценной и самой опасной частью отвара. Держал её в руках, чувствуя, как она пульсирует, словно живое сердце. Он закрыл глаза и на мгновение погрузился в медитацию, пытаясь настроиться на её энергию, понять её природу. Затем, одним резким движением, он раздавил её между двумя камнями, высвобождая густую, светящуюся жидкость. Эта жидкость, словно живая, заструилась в котёл, окрашивая воду в глубокий, фиолетовый цвет. После этого добавил в котёл еще несколько ингредиентов: щепотку пепла феникса, слезу редкой птицы «Кахита» (бережно собранную в хрустальный флакон) и три капли росы, собранной с паутины в полночь. Каждый ингредиент добавлялся с особым заклинанием, произнесённым тихим, но уверенным голосом.
Когда все ингредиенты были добавлены, скиталец разжёг огонь под котлом. Пламя, сначала слабое и робкое, постепенно разгоралось, охватывая котёл жаром. По часовой стрелке помешивал отвар деревянной ложкой, сделанной из ветви священного дуба, произнося древние слова, которые передавались из поколения в поколение. Отвар постепенно менял свой цвет и консистенцию. Сначала он был мутным и тёмным, затем стал прозрачным и переливающимся разноцветными искрами. Аромат становился всё более сложным и многогранным, сочетая в себе запахи земли, цветов, металла и чего-то неуловимо-божественного. Мужчина помешивал зелье, не отрывая взгляда от его поверхности. Он знал, что малейшая ошибка может привести к катастрофе. Слишком много одного ингредиента, слишком мало другого, неправильно произнесённое заклинание — и все его усилия пойдут прахом. А хуже того, отвар может обернуться против него, высвободив свою тёмную силу. Время тянулось медленно. Каждая минута казалась вечностью. Уже чувствовал, как усталость накатывает на него волнами, но он не позволял себе расслабиться. Он знал, что Аня ждёт его, и он должен сделать все возможное, чтобы помочь ей. Наконец, когда луна достигла своего зенита, отвар достиг нужной консистенции. Он стал густым, как мёд, и приобрел глубокий, изумрудный цвет. От него исходил слабый, но ощутимый жар.
Ипахим остановил помешивание и отступил на шаг, наблюдая за котлом. Сначала девушке нужно будет отпить второе зелье, и лишь после, основное, самое главное и важное для её жизни. В воздухе повисло напряжение. Казалось, что сама комната затаила дыхание. Бездомный закрыл глаза и произнёс последнее заклинание, самое важное и самое сложное. Слова вырывались из его горла с трудом, словно он вытягивал их из самой глубины своей души. Когда он закончил, в комнате воцарилась тишина. Лишь потрескивание огня под котлом нарушало её. Когда открыл глаза и посмотрел на отвар. Он больше не светился, но от него исходила едва заметная аура, словно он был наполнен живой энергией. Осторожно снял котёл с огня и поставил его на стол. Он достал из шкафа небольшой хрустальный флакон и медленно, с величайшей осторожностью, перелил в него отвар. Жидкость перетекала плавно и бесшумно, словно живая. Когда флакон был наполнен, закрыл его пробкой и запечатал воском. Он держал его в руках, чувствуя, как от него исходит тепло. Он знал, что в этом флаконе заключена надежда Ани, её шанс на выздоровление и освобождение из оков инфернальных существ. Он подошёл к кровати, где лежала Аня. Её лицо было бледным и измученным, но дыхание оставалось ровным и спокойным. Измученный сел рядом с ней и взял её руку в свою.
— Всё будет хорошо, дитя моё. — Прошептал он. — Я здесь, и я помогу тебе.
Он открыл флакон и поднес его к её губам. Аня не сопротивлялась. Она открыла рот и выпила отвар до последней капли, что давалось ей с трудом, маленькими глоточками. После этого Ипахим ждал. Он сидел рядом с Аней, держа её за руку, и наблюдал за ней. Время тянулось медленно, но он не терял надежды. После принятого защитного оберега настанет время для основного зелья. Вскоре он заметил первые признаки улучшения. Цвет лица стал более здоровым, дыхание — более глубоким. Она начала шевелиться во сне.

Нежданно-негаданно, в доме постепенно бушевала невидимая ярость. Предметы взмывали в воздух, словно подхваченные неистовым вихрем, двери с грохотом распахивались и захлопывались, а стёкла в окнах дрожали, издавая жалобный, надрывный звон. Казалось, сама тьма пытается вырваться наружу, обрушивая свой гнев на хрупкое жилище. И посреди этого хаоса, словно маяк в штормовом море, стоял он — мужчина, чьё лицо, искаженное напряжением, было обращено к потолку. Его губы беззвучно шептали слова, древние и могущественные, слова, способные обуздать стихию. Наконец, когда последние отголоски бури затихли, когда предметы вернулись на свои места, а двери замерли в неподвижности, мужчина закончил читать заклинание. Силы покинули его, словно вода, вытекшая из прохудившегося сосуда. Он рухнул на колени, обессиленный, пот струился по его лицу, а взгляд был затуманен усталостью.
В соседней комнате, в полумраке, Аня лежала в постели. Её лицо вновь было бледным, а глаза закрыты. Я прислушался к её дыханию — ровному и спокойному, словно она просто уснула. Но я знал, что это не так. Это был сон, вызванный не усталостью, а чем-то гораздо более зловещим.
Чтобы подготовиться к этому моменту, Ипахим провёл долгие часы в своей лаборатории, алхимической кухне, в анахроничной палатке, затхлой и пахучей, где наука переплеталась с магией. В центре комнаты, где Максим разрешил ему расположиться и временно обосноваться, на массивном дубовом столе, высился медный перегонный куб, его бока потемнели от времени и бесчисленных экспериментов. Вокруг, на полках, громоздились склянки и колбы, наполненные разноцветными жидкостями, сушёными травами и порошками, каждый из которых имел своё предназначение, свою роль в сложном ритуале. Приготовление отвара было делом кропотливым и требовало предельной точности. Он начал с того, что достал из запечатанного глиняного горшка корень мандрагоры. Этот корень, напоминающий человеческую фигуру, был окутан легендами и считался обладающим огромной силой. Он осторожно промыл его под проточной водой, удаляя остатки земли, и затем, используя серебряный нож, нарезал тонкими ломтиками. Сок мандрагоры, густой и липкий, обжигал кожу, оставляя лёгкое покалывание. Затем он взял горсть сушёных лепестков аконита, их цвет напоминал глубокий фиолетовый закат. Аконит, известный своей ядовитостью, требовал особого обращения. Он надел перчатки из тонкой кожи, чтобы избежать прямого контакта, и аккуратно растёр лепестки в ступке, превращая их в мелкий порошок. Аромат аконита, терпкий и горький, наполнил комнату, вызывая лёгкое головокружение. Следующим ингредиентом был глаз василиска, засушенный и запечатанный в хрустальном флаконе. Этот редкий и дорогостоящий компонент, как говорили, обладал способностью проникать в самые глубины сознания. Он осторожно разбил флакон и, используя пинцет из слоновой кости, извлёк глаз. Его поверхность была гладкой и холодной, а внутри, казалось, мерцала тусклая искра. Все ингредиенты были помещены в чугунный котёл, стоящий на треноге над медленно тлеющими углями. Он добавил туда же чистейшую родниковую воду, собранную в полнолуние, и начал помешивать отвар серебряной ложкой, совершая движения по часовой стрелке. По мере нагревания отвар менял свой цвет. Сначала он был мутно-серым, затем стал приобретать зеленоватый оттенок, а потом, когда температура достигла нужной отметки, превратился в густую, переливающуюся жидкость, напоминающую расплавленное золото. От котла поднимались клубы пара, наполняя комнату сложным ароматом, в котором смешивались запахи трав, земли и чего-то неуловимо потустороннего. Он добавил щепотку пепла феникса, хранившегося в крошечной шкатулке из чёрного дерева. Пепел, лёгкий и невесомый, мгновенно растворился в отваре, придав ему лёгкое мерцание. Затем он капнул несколько капель лунного света, собранного в серебряный сосуд. Лунный свет, казалось, оживил снадобье, заставив его пульсировать и светиться изнутри. Последним штрихом стало добавление слёзы всё той же редкой птицы. Эта слеза, заключённая в крошечный флакон из горного хрусталя, была самым ценным и редким ингредиентом. Он открыл флакон и, с трепетом в сердце, капнул единственную каплю в котёл. Слеза, словно живая, закружилась в примеси, оставив за собой тонкий серебристый след. После добавления всех ингредиентов он продолжал помешивать зелье, произнося тихие заклинания на древнем языке. Его голос был ровным и спокойным, но в каждом слове чувствовалась огромная сила. Он помешивал до тех пор, пока цветовой спектр не стал абсолютно однородным, пока все ингредиенты не слились в единое целое. Когда отвар был готов, он снял котёл с огня и дал ему немного остыть. Затем, используя хрустальный половник, он перелил его в небольшой флакон из тёмного стекла, плотно закрыв его пробкой, запечатанной воском с его личной печатью. Этот флакон, наполненный эликсиром, был его последней надеждой, его единственным шансом спасти уже себя и Максима от тьмы, которая её поглощала. Он знал, что отвар обладает огромной силой, но также понимал, что его использование сопряжено с огромным риском. Но он был готов на всё, чтобы спасти всех их.
— Подойди ко мне. — Подозвал его рукой перед первоначальным ритуалом Ипахим.
Максим подошёл довольно близко, в её глазах читался испуг.
— Перекреститься.
Перекрестившись, они оба произнесли молитву, и выпили подготовленный эликсир уже для них, для собственной и дополнительной защиты.
Когда вихрь мельницей подхватил стулья взмывшие в воздух, дом ходил ходуном. Стёкла дрожали и бились, паутинкой покрывая каждые трещинки. Двери хлопались как при сквозняке, когда Макс в ужасе присел на полу, обхватив голову руками, повторяя как заведённый: «Отче наш». Как по мановению палочки, стулья со столами обрушались на пол с недюжинным грохотом и сильнейшим ударом, пробирая до мурашек. В этот момент сердце мужчин пропустило удар. Ещё один вдох с последующим выдохом. Юноша пытался унять дрожь, однако сам был, как побледневший, будто узрел смерть с косой, шедшую каждодневно за ним, по часам.
— Он ушёл? — Тише прежнего произнёс я.
Заклинатель кивнул.
— Он ушёл навсегда. — Холодно произнёс. — Но он оставил след. Ты должен быть осторожен. Он может попытаться вернуться в другой форме.
Мы похоронили кулон в лесу, в самом глухом месте. Мы сожгли все вещи, которые напоминали нам о том, что произошло, всячески стараясь забыть этот кошмар, но он всегда оставался с нами. Я знал, что Муар Дэрам не забыл нас. Он ждал своего часа, чтобы вернуться и отомстить. И я должен был быть готов к этому.

Идея и сюжет: Alonso, автор: Alonso.

Комментарии отключены.
Причина: неадекватная реакция автора, хамство и истерики.