Утро, как отрез новой ткани, выткалось из солнечных нитей. Не то чтобы я питал слабость к подобным утрам – скорее, они вызывали легкую тревогу, предчувствие сдвига, как тихий шорох за спиной. Четверо нас: Максим, с его маниакальной уверенностью водителя, Аня, одержимая грибами, Сергей, словно сотканный из молчания, и Лена, вечно ищущая что-то в ускользающих кадрах, – втиснулись в видавший виды джип Максима и направились за город.
Лес встретил нас удушающей тишиной. Не та тишина, что успокаивает, а та, в которой слышишь, как бьется твое собственное сердце. Максим, буркнув что-то про "не разбредаться", растворился в подлеске. Его слова повисли в воздухе, как ненужный комментарий к фильму, который и так уже начался. Аня, как сомнамбула, побрела в чащу, ее глаза горели лихорадочным блеском грибного азарта. Сергей, ее тень, следовал за ней с отрешенностью человека, знающего, что его роль – быть вторым планом. Лена, как всегда, подняла свой фотоаппарат, пытаясь поймать ускользающую игру света, словно в этом заключался какой-то важный ответ.
Лес встретил нас удушающей тишиной. Не та тишина, что успокаивает, а та, в которой слышишь, как бьется твое собственное сердце. Максим, буркнув что-то про "не разбредаться", растворился в подлеске. Его слова повисли в воздухе, как ненужный комментарий к фильму, который и так уже начался. Аня, как сомнамбула, побрела в чащу, ее глаза горели лихорадочным блеском грибного азарта. Сергей, ее тень, следовал за ней с отрешенностью человека, знающего, что его роль – быть вторым планом. Лена, как всегда, подняла свой фотоаппарат, пытаясь поймать ускользающую игру света, словно в этом заключался какой-то важный ответ.
Грибы попадались словно извиняясь. Подберезовики, лисички – тихий шепот леса предлагал нам свои дары. Но чем глубже мы уходили, тем плотнее становилась тишина. Птицы замолкли, словно получив негласный приказ. Солнце, казалось, отвернулось, оставив нас наедине с непроглядной листвой. Лес затаил дыхание.
Лена первая уловила неладное. Не то чтобы она была особенно чувствительна к подобным вещам – скорее, она была более внимательна к деталям, к тому, что обычно ускользает от взгляда. Ей стало казаться, что деревья смотрят. Не буквально, конечно. Скорее, их присутствие ощущалось как пристальный, немигающий взгляд. А потом она услышала шепот. Не ветер. Ветра не было. Шепот исходил отовсюду и ниоткуда, словно лес говорил на языке, который она когда-то знала, но забыла. Слова были неразборчивы, но в них чувствовалась тяжесть веков, отзвук древней, забытой силы.
"Ребята?" – крикнула Лена, но ее голос прозвучал фальшиво и нелепо в этой давящей тишине. Она попыталась вернуться к машине, но поняла, что потерялась. Деревья, словно сговорившись, вставали у нее на пути, запутывая ее шаги. Шепот становился все громче, настойчивее, словно лес звал ее глубже, в свое сердце.
Вскоре и остальные осознали, что заблудились. Максим, его уверенность рассыпалась, как карточный домик, начал паниковать. Аня и Сергей, держась за руки, пытались найти знакомые приметы, но все вокруг казалось одинаковым: бесконечная вереница деревьев, ковер из опавших листьев, давящая, липкая тишина.
Страх стал их общим языком. Не страх заблудиться – скорее, страх перед тем, что таилось в этом месте. Чувство, что лес жив, что он наблюдает, играет, заманивает в свою паутину.
Шепот усиливался. Он звучал в голове, проникал в сознание, сводил с ума. Лес больше не предлагал грибы и тишину. Теперь он предлагал забытье.
Лена первая уловила неладное. Не то чтобы она была особенно чувствительна к подобным вещам – скорее, она была более внимательна к деталям, к тому, что обычно ускользает от взгляда. Ей стало казаться, что деревья смотрят. Не буквально, конечно. Скорее, их присутствие ощущалось как пристальный, немигающий взгляд. А потом она услышала шепот. Не ветер. Ветра не было. Шепот исходил отовсюду и ниоткуда, словно лес говорил на языке, который она когда-то знала, но забыла. Слова были неразборчивы, но в них чувствовалась тяжесть веков, отзвук древней, забытой силы.
"Ребята?" – крикнула Лена, но ее голос прозвучал фальшиво и нелепо в этой давящей тишине. Она попыталась вернуться к машине, но поняла, что потерялась. Деревья, словно сговорившись, вставали у нее на пути, запутывая ее шаги. Шепот становился все громче, настойчивее, словно лес звал ее глубже, в свое сердце.
Вскоре и остальные осознали, что заблудились. Максим, его уверенность рассыпалась, как карточный домик, начал паниковать. Аня и Сергей, держась за руки, пытались найти знакомые приметы, но все вокруг казалось одинаковым: бесконечная вереница деревьев, ковер из опавших листьев, давящая, липкая тишина.
Страх стал их общим языком. Не страх заблудиться – скорее, страх перед тем, что таилось в этом месте. Чувство, что лес жив, что он наблюдает, играет, заманивает в свою паутину.
Шепот усиливался. Он звучал в голове, проникал в сознание, сводил с ума. Лес больше не предлагал грибы и тишину. Теперь он предлагал забытье.
EdWeber