Он не молился – он шептал имена тех, кто сделал его таким.
Ночь висела над миром, словно прогнивший саван. Беззвездная, безлунная, лишь слабый отблеск багрового гнилья поднимался из болота Ушедших Душ. Там, где земля истекала жижей и вонью, стояла хижина, сколоченная из костей и гнилого дерева. Внутри мерцал огонь, отбрасывая пляшущие тени на стены, украшенные амулетами из человеческих волос и засушенных глаз.
В хижине сидел он – Старый Калека, чье имя давно было забыто, а память превратилась в паутину лжи и безумия. Его лицо, испещренное шрамами и язвами, напоминало карту ада. В дрожащих руках он держал чашу, сделанную из человеческого черепа, наполненную густой, черной жидкостью.
Ночь висела над миром, словно прогнивший саван. Беззвездная, безлунная, лишь слабый отблеск багрового гнилья поднимался из болота Ушедших Душ. Там, где земля истекала жижей и вонью, стояла хижина, сколоченная из костей и гнилого дерева. Внутри мерцал огонь, отбрасывая пляшущие тени на стены, украшенные амулетами из человеческих волос и засушенных глаз.
В хижине сидел он – Старый Калека, чье имя давно было забыто, а память превратилась в паутину лжи и безумия. Его лицо, испещренное шрамами и язвами, напоминало карту ада. В дрожащих руках он держал чашу, сделанную из человеческого черепа, наполненную густой, черной жидкостью.
Он шептал слова, древние и мерзкие, слова, которые лучше было никогда не произносить. Голос его был хриплым и прерывистым, словно в горле застряли осколки стекла. С каждым словом, тьма вокруг сгущалась, а вонь из болота становилась невыносимой.
Вдруг земля под хижиной задрожала. Из болотной жижи поднялись склизкие, бесформенные твари, их глаза светились голодным огнем. Они тянули к хижине свои мерзкие конечности, издавая булькающие, утробные звуки.
Старый Калека поднял чашу и выпил ее содержимое до дна. По его лицу пробежала судорога, глаза закатились, и он закричал. Кричал так, словно из его глотки вырывались души проклятых.
Когда крик стих, в хижине воцарилась мертвая тишина. Твари замерли, словно почувствовали что-то. А затем, из хижины вырвался свет. Не добрый, не чистый, а отвратительный, пульсирующий свет гниения и разложения.
Хижина взорвалась, рассыпавшись в пыль и кости. На ее месте зияла дыра, уходящая вглубь земли, в бездну, где нет ни света, ни надежды. Из этой дыры потянулись склизкие щупальца, устремляясь в ночное небо. Болото Ушедших Душ заклокотало, словно в нем пробудилось нечто древнее и голодное.
И мир погрузился в еще большую тьму, зная, что Старый Калека призвал нечто, что никогда не должно было быть призвано. И эта тьма будет ждать, голодная и терпеливая, пока не поглотит все живое.
Вдруг земля под хижиной задрожала. Из болотной жижи поднялись склизкие, бесформенные твари, их глаза светились голодным огнем. Они тянули к хижине свои мерзкие конечности, издавая булькающие, утробные звуки.
Старый Калека поднял чашу и выпил ее содержимое до дна. По его лицу пробежала судорога, глаза закатились, и он закричал. Кричал так, словно из его глотки вырывались души проклятых.
Когда крик стих, в хижине воцарилась мертвая тишина. Твари замерли, словно почувствовали что-то. А затем, из хижины вырвался свет. Не добрый, не чистый, а отвратительный, пульсирующий свет гниения и разложения.
Хижина взорвалась, рассыпавшись в пыль и кости. На ее месте зияла дыра, уходящая вглубь земли, в бездну, где нет ни света, ни надежды. Из этой дыры потянулись склизкие щупальца, устремляясь в ночное небо. Болото Ушедших Душ заклокотало, словно в нем пробудилось нечто древнее и голодное.
И мир погрузился в еще большую тьму, зная, что Старый Калека призвал нечто, что никогда не должно было быть призвано. И эта тьма будет ждать, голодная и терпеливая, пока не поглотит все живое.
Star Lord
И под конец ожидаешь нечто зловещее. От меня 5+++