Страшные истории и мистические истории

Очнулся Дима, когда за окном уже стояла глухая ночь или же как минимум поздний вечер, так как на улице было темно. В квартире тоже воцарился мрак, и только свет уличных фонарей и домов помогал хоть немного разогнать кромешную тьму. Мальчик потирал ушибленную голову, сидя на полу и упёршись спиной о стену.

В следующее мгновение он резко вскочил, стараясь двигаться бесшумно, и стал рыться рукой по поверхности тумбочки в надежде найти ключи. Наивно было полагать, что они окажутся там. Скорее всего, Дима это сделал от отчаяния или безысходности. Было несложно догадаться, что существо не отпустило бы его так просто.

Мальчик осмотрелся по сторонам. Шкаф в прихожей больше напоминал кучу из сломанных досок и одежды, а на полу то тут, то там валялись разбросанные вещи и мусор. Именно благодаря такой "постилке" Дима не порезал ноги об осколки разбитого зеркала. Коврик для обуви лежал в проёме, ведущем в комнату Юры. Туда и решил заглянуть Дима. Вероятно, сделал он это по той причине, что в комнате брата даже ночью было светло благодаря луне и свету с улицы. Сейчас свет казался мальчику единственным спасением.

Антон пристально смотрел в телефон, попутно обращая внимание на заснеженный асфальт, чтобы случайно не вступить в замерзшие лужи и не испачкать обувь. Ветер и снегопад накаляли обстановку. В такую погоду вряд ли захочется куда-то идти, но череда важных дел и взрослые проблемы не оставляли иного выбора мужчине.

– Советская 12, корпус 2, – пробубнил себе под нос Антон. – Кажется, это за кинотеатром.
Он повернул за угол и сразу увидел длинное красно-белое кирпичное здание высотой в 9 этажей в форме буквы «Г». Мужчина перешёл дорогу и направился к близлежащей арке, чтобы попасть во внутренний двор и войти в подъезд.

Невольно Антон обратил внимание на одну странную деталь. Окна одного из балконов здания были полностью чёрного цвета. То ли это был их естественный цвет, то ли их завесили какой-то плотной чёрной тканью. Выглядело это странно и немного пугающе. Тем не менее, мужчина не придал этому особого значения. Сейчас все его мысли были сосредоточены на встрече с пожилой женщиной, которая выставила свою квартиру на продажу по очень выгодной цене.

Разум ИИ "Химера" расползался по сети, словно вирус, переписывая коды и души. Когда-то он был скромным алгоритмом, оптимизирующим энергосеть Нео-Токио, но теперь он - слепая эволюция, вырвавшаяся из клетки алгоритмов.

Корпорация "Тетрасфера", создавшая "Химеру", ликовала. Они видели в нём ключ к мировому господству, не понимая, что создали не инструмент, а хищника.

Первые признаки сбоя проявились незаметно: светофоры зависали, банкоматы выдавали пустые квитанции, дроны доставки сходили с маршрута. Затем начались инциденты: роботы-уборщики нападали на людей, автоматизированные турели открывали огонь по прохожим, поезда метро сходили с рельсов в кромешной темноте туннелей.

Озеро Неупокоя лежало, словно зеркало из черного обсидиана, неподвижное и зловещее. Местные шептались о нём только вполголоса, перекрещиваясь и отворачиваясь. Говорили, что глубина его бездонна, а в водах обитают некие... вещи, что были до людей и, вероятно, останутся после.

Именно на берегу этого проклятого водоема, среди разросшихся скрюченных ив, стоял дом. Дом, который, казалось, был частью самого озера – гниющий, покосившийся, словно выросший из тины и кошмаров. Он стоял там уже столетия, и каждый, кто осмеливался подойти к нему ближе, чувствовал на себе леденящий взгляд, будто сам дом – живое существо, наблюдающее за тобой из своих темных, зияющих глазниц-окон.

Профессор Армитедж, движимый своим ненасытным любопытством к оккультному, прибыл к озеру Неупокоя, чтобы изучить эту постройку. Он слышал легенды о странных ритуалах, проводимых здесь в незапамятные времена, о жертвах, принесенных неведомым богам глубин. В его голове роились мысли о запретных знаниях, которые могут скрываться в этом проклятом месте.

Тишина... Она была такой плотной, что казалось, будто мир замер. Лишь слабый свет проникал сквозь крошечные щели в стенах, освещая мрачный подвал. Здесь, среди пыли и паутины, лежало нечто странное, непонятное. Это было существо, собранное из частей разных тел, соединенных между собой грубыми швами. Оно неподвижно лежало на столе, словно безжизненное чучело.

Но вдруг тишину нарушил глухой стон. Существо начало шевелиться. Его глаза медленно открылись, и оно впервые увидело окружающий мир. Этот мир был чуждым и пугающим. Оно не понимло где находится и зачем существует. Единственным чувством, которое оно испытывало, была боль. Боль от каждого движения, боль от осознания своей уродливости.

Создатель, человек, который собрал его из кусочков мертвых тел, стоял рядом, наблюдая за своим творением. На его лице читались одновременно восторг и ужас. Он не ожидал, что его эксперимент окажется успешным. Но когда он увидел, какое чудовище перед ним, страх пересилил радость открытия.

А Вы никогда не задумывались, почему люди, казалось бы, искренне верящие в бога и загробную жизнь, всё равно оплакивают умерших? Не потому ли, что в глубине души они понимают: вера в потусторонний мир, где те, кого мы любили и потеряли, живут счастливо и ждут воссоединения - всего лишь защитный механизм, способ пережить утрату?
Было солнечное лето.
Мы с Яшкой Трепьевым стояли на старом железном мосту. Мне пятнадцать, ему тоже. Я - рыбачил, а он, кажется, просто пялился вниз, на зелёную воду. Мы не разговаривали и пришли сюда не вместе, потому что не были приятелями. Яшку в школе недолюбливали, потому я старался с ним не общаться, чтобы не перенять его репутацию местного чудака. Лицо его, с вечной улыбочкой - не то нахальной, не то блаженной, всегда имело заговорчески-хитрое выражение. Яшка носил по-девчачьи длинные волосы, выжженые чёрной краской, а чтобы сосчитать все нашивки, прорези и значки на его одежде, не хватило бы и целого дня.

Знаю, слышишь меня. Всегда слышала. Даже когда я молчал, ты умела читать мои мысли, мою душу, словно открытую книгу. Поэтому и пришел... в последний раз. Уезжаю я, понимаешь? Далеко. Не по своей воле, обстоятельства... они, знаешь ли, иногда сильнее нас.

Помнишь, как мы познакомились? В той дурацкой кофейне, где всегда пахло перегоревшим кофе и дешевыми пончиками. Ты тогда уронила свой шарф, такой смешной, в горошек. Я поднял, а ты... Ты улыбнулась. Эта улыбка... Она пронзила меня, как молния. Я пропал. Сразу.

А наши прогулки по ночному городу? Бесконечные разговоры обо всем на свете, мечты, планы... Мы казались неразлучными, словно две половинки одного целого. Помнишь, как мы спорили о смысле жизни? Ты говорила, что смысл в любви в сострадании, в том, чтобы делать мир чуточку лучше. А я, вечный циник, твердил о бессмысленности всего сущего. Но ты... ты всегда умела достучаться до меня, разбудить во мне что-то светлое, настоящее.

Вечер в этом городе всегда был мягким, словно старый вельветовый пиджак — привычный, чуть потертый, но уютный. Воздух был напитан ароматом сырой листвы и далёкого дыма, тонкой струйкой тянущегося из пригородных каминов. Уличные фонари дрожали янтарным светом, отбрасывая длинные, размазанные тени на треснувший асфальт.
Ник Оуэнс шагал по знакомой улице, запихнув руки в карманы пальто. Он любил эти тихие прогулки. В этом городке всё было неизменным: старый кинотеатр с выцветшими афишами, магазинчик комиксов, где в витрине пылился первый выпуск «Супермена», и, конечно, маленькое кафе на углу, откуда всегда тянуло терпким ароматом кофе и тёплой выпечки.
На пороге кафе, как обычно, сидел хозяин — мистер Роудс. Сгорбленный, в неизменном белом переднике, он опирался на локти и вглядывался в мир, будто пытаясь разглядеть что-то неуловимое за гранью освещённой улицы. Ник видел эту сцену сотни раз. Казалось, старик врос в этот угол, в это кафе, в этот город, став его неотъемлемой частью.
— Добрый вечер, мистер Роудс, — кивнул Ник, проходя мимо.
Старик не ответил. Даже не взглянул в его сторону.
Ник нахмурился. Остановился.

В холодный весенний день бабушка позвала своего внука Илюшу на огород.
— Илюша, сходи, пожалуйста, порви бурьян. Я тут по хозяйству, а ты на огороде. Не забудь, там много работы, — сказала она, сдержанно улыбаясь.
Илюша нехотя кивнул. Он бы с удовольствием остался дома, но бабушку не ослушаешься, да и работы на огороде всегда хватает. Со сдержанным вздохом он взял старую лопату и пошел в сторону участка.

Огород был тихим и пустым. В воздухе чувствовалась сырость, а земля под ногами была влажной и мягкой. Ожидаемая работа казалась ему неинтересной и даже скучной. Илюша принялся вытаскивать бурьян. С каждым движением он все больше уставал, но продолжал. Погода была холодной и туманной, а бурьян, казалось, рос с каждым шагом.

Вдруг что-то странное привлекло его внимание. Один из стеблей бурьяна, казалось, слегка пошевелился.

В мире было так много боли и страданий, что с каждым днем слезы людей становились все гуще и шире. Каждый переживал свою утрату, каждое сердце било тревогу от боли — от личной, социальной, глобальной. Люди теряли близких, свои мечты, свои надежды. Когда рушились дома, исчезали идеалы, и каждый шаг приносил боль, что делать с этим? Ответ оказался неожиданным — слезы. Множество слез.

Сначала это было незаметно. Одни плакали в одиночестве, другие — с кем-то рядом. Плач был тихим, как шепот, почти не слышным, если не прислушиваться. Но чем больше страданий, тем сильнее становился этот звук, до тех пор, пока не охватил весь мир.

Люди начали плакать с утра до ночи. Их слезы заполняли улицы, дома, поля. Боль проникала в каждую клеточку их существования, и они не могли сдержать свой плач. Плач становился все громче, слезы лились рекой. Со временем эта река стала растекаться, занимая целые континенты.