Ветки звонким хрустом, напоминают ему, что он еще в лесу.
Эхом раздаётся треск вековых столпов, когда где-то там вверху с большой скоростью ветер врезается и расчесывает им кроны. Будоражащая тьма ослепила его, ориентироваться приходится практически только на слух. Иглами холод проходится по рукам и лицу. Ног он больше не чувствует, лишь чавканье сапог упрекает его за опрометчивое решение бежать напрямик.
Но уверенность не оставляет его, именно с этой стороны раздались те крики.
Эхом раздаётся треск вековых столпов, когда где-то там вверху с большой скоростью ветер врезается и расчесывает им кроны. Будоражащая тьма ослепила его, ориентироваться приходится практически только на слух. Иглами холод проходится по рукам и лицу. Ног он больше не чувствует, лишь чавканье сапог упрекает его за опрометчивое решение бежать напрямик.
Но уверенность не оставляет его, именно с этой стороны раздались те крики.
Хруст веток переменился шелестом травы, руками он почувствовал стену сухих стеблей перед собой. И раздвинув их, он обомлел. На секунду он забыл обо всем, ведь перед ним было поле, усеянное бриллиантами звезд.
Тишину прервал плач, сначала тихий, а потом перерастающий в истошный крик. Пристально вглядевшись, он прогрызал в этой тьме фрагменты пейзажа и все-таки обнаружил источник. На другом конце поля возвышался обрыв, на котором стояла девушка в пышном белом платье.
Взглянув на него, она бросила вниз. Смертельным приговором раздался хлопок и гул воды.
Без задней мысли он кинулся вперед и вот по пояс в воде он услышал крик со спины:
- Стой, окаянный!
По инерции он продолжал погружаться. Вода плотным одеялом накрыла его плечи.
- Стой, кому говорят! - Вторился крик.
И вот, готовый нырять, он задержал дыхание, как вдруг щелчок, хруст - его голова обдалась жгучим жжением.
Оранжево-красное варево - вот что выдали приоткрытые глаза замутненного сознания. Немного позже, он все-таки пришел в себя. И понял, что лежит без сапог и куртки у костра на берегу озера. Чуть поодаль черепахой на земле лежала небольшая
деревянная лодочка и тоненькое весло.
Он привстал и отряхнулся. Мокрая рубашка и штаны давили громоздким доспехом, ноги ломились от усталости, глаза метались из стороны в сторону. И только потом, он обратил внимания на странный силуэт с другой стороны костра.
Притаившись в сторонке с веточкой в руках, старичок, тяжело вздыхая, возвращал в жерло отстреливающие угольки. И смиренно смотрел на огонь, а затем поднял голову. Мел волос и бороды ничуть не старил его, а в молоке глаз утопал пожар и гасли звезды.
- То дочурка моя безутешная была. Давно как... Давно это было. - старик словно вновь переживал свои воспоминания.
Хриплым, дрожащим и слабым голосом, он продолжил:
- Ухажёр ее загулял совсем тогда. А она в день свадьбы все и прознала... - старик скривил лицо в гримасе нечеловеческой грусти и печали.
- Лица на ней не было. Совсем никакая была. Тут рядом с озером дорога проходила они тута на телеге и ехали. А тот давай ей на ушко что-то шептать, так она на ходу с телеги вскочила: "Не верю! Не верю! Не верю!". Так и побежала с этими словами к обрыву и сбросилась. - в этот миг в отражении глаз старика упала комета.
- Так за ней сколько мужиков прыгнуло, ни один не всплыл. Не упокоена душа ее. Проклято это место, проклята она и проклят я. - голос старика совсем ослаб.
- Да, давно это было!
Тишину прервал плач, сначала тихий, а потом перерастающий в истошный крик. Пристально вглядевшись, он прогрызал в этой тьме фрагменты пейзажа и все-таки обнаружил источник. На другом конце поля возвышался обрыв, на котором стояла девушка в пышном белом платье.
Взглянув на него, она бросила вниз. Смертельным приговором раздался хлопок и гул воды.
Без задней мысли он кинулся вперед и вот по пояс в воде он услышал крик со спины:
- Стой, окаянный!
По инерции он продолжал погружаться. Вода плотным одеялом накрыла его плечи.
- Стой, кому говорят! - Вторился крик.
И вот, готовый нырять, он задержал дыхание, как вдруг щелчок, хруст - его голова обдалась жгучим жжением.
Оранжево-красное варево - вот что выдали приоткрытые глаза замутненного сознания. Немного позже, он все-таки пришел в себя. И понял, что лежит без сапог и куртки у костра на берегу озера. Чуть поодаль черепахой на земле лежала небольшая
деревянная лодочка и тоненькое весло.
Он привстал и отряхнулся. Мокрая рубашка и штаны давили громоздким доспехом, ноги ломились от усталости, глаза метались из стороны в сторону. И только потом, он обратил внимания на странный силуэт с другой стороны костра.
Притаившись в сторонке с веточкой в руках, старичок, тяжело вздыхая, возвращал в жерло отстреливающие угольки. И смиренно смотрел на огонь, а затем поднял голову. Мел волос и бороды ничуть не старил его, а в молоке глаз утопал пожар и гасли звезды.
- То дочурка моя безутешная была. Давно как... Давно это было. - старик словно вновь переживал свои воспоминания.
Хриплым, дрожащим и слабым голосом, он продолжил:
- Ухажёр ее загулял совсем тогда. А она в день свадьбы все и прознала... - старик скривил лицо в гримасе нечеловеческой грусти и печали.
- Лица на ней не было. Совсем никакая была. Тут рядом с озером дорога проходила они тута на телеге и ехали. А тот давай ей на ушко что-то шептать, так она на ходу с телеги вскочила: "Не верю! Не верю! Не верю!". Так и побежала с этими словами к обрыву и сбросилась. - в этот миг в отражении глаз старика упала комета.
- Так за ней сколько мужиков прыгнуло, ни один не всплыл. Не упокоена душа ее. Проклято это место, проклята она и проклят я. - голос старика совсем ослаб.
- Да, давно это было!
Kpuxo
Хотя прочитв еще раз уже вроде и ноавится :)