Кошмар по соседству

Однажды, в глухую ночь, когда часы показывали 01:08, тишину подъезда разорвал подозрительный шум. Леонид, сосед из квартиры напротив, человек, чья дверь была украшена из изящной витинанки, ажурной фигуры с загнутыми элементами, создающими эффект 3D, которую можно подвешивать или ставить в проём, сделанная вручную в виде божьей коровки — творение его дочери, символом их домашнего уюта и тонкого вкуса — услышал возню. Выглянув в коридор, он увидел Валентину Николаевну, склонившуюся над электрощитом. Её руки, словно одержимые, дёргали провода, пытаясь вырвать их с корнем.
— Что вы делаете?! — Воскликнул сосед, его голос звучал удивлённо и немного испуганно, за открывшейся дверью из массивного дерева.
Валентина Николаевна, не оборачиваясь, продолжала свою «борьбу».
— Это всё они! Проклятый 5G! Он вредит моему здоровью! И электростанции, и генераторы сигналов, и эти ваши гаджеты — всё это зло! Вселенское зло!
Её голос дрожал от негодования, переходя в истерический гвалт. На ней была футболка в среднюю, чёрно-серую полосу, поверх которой нелепо смотрелись леопардовые бриджи. Резиновые тапочки, надетые на босую ногу, завершали этот сюрреалистический образ. Её лохматые, не расчёсанные волосы, словно нимб безумия, обрамляли лицо, придавая ей сходство с взбалмошным, но грозным домовёнком Кузей, решившимся на борьбу с невидимым врагом. В пылу своей ярости, потянув за очередной провод, Валентина Николаевна оступилась. Потеряв равновесие, она полетела вниз по лестнице, кувыркаясь, словно неуклюжий снежный ком, катящийся с горы.
Этот момент, который, казалось, замер в воздухе, стал кульминацией её безумной ночной Одиссеи. Камеры видеонаблюдения, установленные в подъезде, зафиксировали этот комичный и трагичный момент, который вскоре облетел весь интернет, став объектом насмешек и обсуждений. Соседи, которые ранее старались избегать Валентины Николаевны, теперь с удовольствием делились ссылками на видео, смеясь над её нелепым падением. Комментарии под записью пестрели сарказмом и иронией: «Вот она, настоящая бабушка из СССР!»; «Шиза в действии» — писали одни, в то время как другие с недоумением задавались вопросом, как можно так ненавидеть прогресс. Валентина Николаевна, не ведая о том, что её падение стало мемом, продолжала жить в своём мире, полном паранойи и страха перед новыми технологиями.

С каждым днём её одиночество становилось всё более ощутимым. Соседи, когда-то сдерживавшие улыбки, теперь проходили мимо, не здороваясь, словно она была призраком, не имеющим права на существование в их современном мире. Валентина Николаевна, не понимая, что именно оттолкнуло людей, продолжала свою борьбу с невидимыми врагами. Она собирала газеты с заголовками о вреде технологий, выписывала статьи о тлетворном воздействие 5G и делала заметки в своём блокноте, который стал её единственным другом. Каждое утро она выходила на балкон, чтобы наблюдать за жизнью двора. Дети, играющие с планшетами, подростки, погружённые в свои смартфоны, и взрослые, обсуждающие последние новости из мира технологий, казались ей зомби, лишёнными разума.
«Вот они, жертвы прогресса» — Думала она, сжимая в руках кружку с горячим чаем, который остужался на ветру.
Однажды, когда Валентина Николаевна решила прогуляться по району, она заметила группу молодёжи, собравшуюся вокруг уличного диджея. Какой-то фестиваль ко дню города. Громкая музыка, яркие огни и танцующие люди вызывали у неё отвращение. «Беспонтовые безвкусные наряды, полуголые телеса, да и клипы на ТВ такие же. Тьфу ты!» — Пробормотала она, проходя мимо. В её глазах читалось презрение и непонимание. В тот же день, возвращаясь домой, она увидела девушку в коротком платье, которая разговаривала по телефону.
«Профурсетка» — Подумала женщина, невольно вспомнив комментарии под видео с её падением. Ей стало обидно и больно. Она чувствовала себя чужой в этом мире, где всё изменилось до неузнаваемости.
Вечером, сидя у окна, она смотрела на светящиеся витражи соседних домов. В каждом из них кипела своя жизнь, полная современных технологий и гаджетов. Пенсионерка чувствовала себя одинокой и беспомощной. Она не понимала, что её борьба с прогрессом бессмысленна. Мир двигался вперёд, а она оставалась в прошлом. Её жизнь — это ретроградное мышление — и только. Люди считали её чокнутой, но безобидной. В комментариях были уверены, что она из тех, кто живёт мысленно в Советском Союзе, смотрит политику 24/7, не пропускает ни один из новостных выпусков на федеральных телеканалах, ненавидит современные технологии и роботов, влюблена до беспамятства в президента своей страны, считает, что не нужен нам этот Интернет, долой беспонтовые безвкусные наряды с видеоклипами и полуголые телеса, особенно женские. Девушка в коротком платье? Профурсетка. Юбка не ниже колен? Профурсетка. Не здороваются соседи? Это всё их Интернет и проклятый 5G. Они все зомбированные. Ей не придерживают дверь и не пропускают вперёд? Профурсетки. Постепенно ажиотаж прошёл, и всем стало безразлично.

Четверг, 17:28. Время, когда город, уставший от дневной суеты, начинал медленно погружаться в вечерние сумерки. Но в одном из подъездов, где время, казалось, остановилось, а реальность исказилась до неузнаваемости, разыгрывалась сцена, достойная пера сюрреалиста. Валентина Николаевна, чья жизнь до этого момента протекала в размеренном ритме пенсионных будней, вышла из своей квартиры на лестничную клетку. Но это был не обычный выход. На её голове, словно экзотический головной убор, покоился цветастый ковёр. Не просто наброшенный, а искусно обмотанный, создавая подобие классической тканевой пелёнки, окутывающей младенца. Ткань, некогда украшавшая её скромное жилище, теперь стала частью преображения, придавая фигуре странную, почти мистическую монументальность. Каждый изгиб, каждая складка ковра, казалось, несли в себе отпечаток неведомых историй, шепча о забытых ритуалах. В её руках, словно продолжение её воли, сверкали кухонные ножницы. Не слишком острые, вроде как не угрожающие, но в её руках они приобретали зловещую ауру. Она не резала ими предметы, нет. Она разрезала воздух. Медленные, выверенные движения, словно вычерчивая невидимые символы, совершая некий ритуал, понятный только ей одной. Каждый взмах ножниц сопровождался тихим, но настойчивым шелестом ткани ковра, создавая диссонанс между обыденностью предмета и экстраординарностью его использования. Её поступь была неторопливой, осторожной. Она прошагивала гуськом, словно ступая по тонкому льду, боясь нарушить хрупкое равновесие. Движения были плавными, но в то же время напряжёнными, как у призрака, скользящего по бренному миру. Она расхаживала взад-вперёд по узкой лестничной клетке, силуэт, окутанный цветастым покрывалом, отбрасывал причудливые тени на стены, оживляя их призрачными образами. И она приговаривала. Слова, слетающие с её губ, были на неизвестном никому языке. Это был не русский, не какой-либо другой земной язык. Это был поток звуков, мелодичный и в то же время тревожный, словно эхо из другого измерения. Слова, которые, казалось, могли бы растопить камень или вызвать бурю, но которые в данном контексте звучали как заклинание, призванное изменить ход вещей. Камеры видеонаблюдения, установленные в подъезде, бесстрастно фиксировали эту сюрреалистическую картину. Каждый её шаг, каждый взмах ножниц, каждое слово — всё было запечатлено на цифровых носителях. Но в этот раз никто не вышел из своих квартир. Никто не рискнул нарушить её танец, сумасшедший обряд очищения организма/посвящения/открытия астрального пространства/канала/ауры/трёх точек или чего-то эдакого. Страх, смешанный с любопытством, держал жильцов в плену их собственных жилищ. В интернете же развернулась другая драма. Видео с Валентиной Николаевной мгновенно стало вирусным. Люди, не знавшие её, не видевшие в обычной жизни, смеялись. Они находили в её действиях повод для шуток, для саркастических комментариев.
«Бабуля зажигает»; «Новый тренд в моде»; «Ковровая терапия»; «Счас из неё сущность выйдет в виде гномика»; «Король персидских ковров» — такие подписи сопровождали видео. Её считали потешной, чудаковатой старушкой, не понимая, что за этой маской безумия может скрываться трагедия, одиночество, или, что ещё страшнее, предвестник чего-то зловещего. Но были и те, кто не смеялся. Те, кто чувствовал холодок страха, пробегающий по спине при виде её танца с ковром и ножницами. Они видели в её глазах не безумие, а отчаяние. Они понимали, что за её действиями может стоять не просто старческое слабоумие, а нечто большее, нечто, что может представлять реальную опасность. Что, если кто-нибудь вышел бы из квартиры? Что, если бы она, в порыве своего ритуала, вонзила эти кухонные ножницы в глаз соседу, или ещё куда? Кто знает, что от поехавшей бабки можно было ожидать? Их пугала не сама старуха, а непредсказуемость её действий. Они понимали, что грань между безобидным чудачеством и опасным безумием очень тонка, и что в любой момент эта грань может быть нарушена. Они боялись, что их смех, их равнодушие может спровоцировать трагедию, и что тогда им придётся жить с чувством вины за то, что они не остановили её, когда ещё было время. В тишине квартир, за закрытыми дверями, рождались кошмары. Люди представляли себе, как Валентина Николаевна, с ковром на голове и ножницами в руках, врывается в их жилища, произнося свои непонятные заклинания. Они слышали шелест ковра, видели блеск ножниц, чувствовали леденящий ужас, сковывающий их тела. И никто не знал, что на самом деле происходило в голове чудаковатой бабки. Никто не знал, что заставило её выйти на лестничную клетку с ковром на голове и ножницами в руках. Никто не знал, что она видела, чувствовала, или пыталась сказать своими странными действиями. Может, она пыталась защитить их всех от чего-то ужасного, от чего-то, что видела только она. Может, пыталась предупредить их о надвигающейся катастрофе. Может быть, она просто сошла с ума от одиночества и отчаяния. Но одно было ясно: её танец с ковром и ножницами был криком о помощи. Криком, который никто не услышал. Или, что ещё хуже, криком, который все услышали, но предпочли проигнорировать. И в этом молчании, в этом равнодушии и заключалась самая страшная трагедия. Трагедия, которая только начиналась.

Женщина из 46-й квартиры, чья жизнь до недавнего времени была размеренной, как тиканье старинных часов, оказалась в эпицентре бури, сотрясающей её привычный мир. Новость о том, что родная дочь, с которой она некогда делила секреты и смех, теперь избегает её, словно чумы, стала первым трещиной в фундаменте спокойствия. А запрет на общение с внуками, этими лучиками света в угасающем дне, превратил эту трещину в зияющую пропасть. Несколько месяцев, наполненных тишиной и горечью, стали катализатором для необратимых перемен. Валентина Николаевна, женщина, чья вера в добро и справедливость была непоколебима, начала медленно, но верно, сходить с ума. Родная дочь с ней не якшается, внуки не навещают. Им было запрещено поддерживать с ней не только связь, но и приезжать в гости, собираться всем вместе в узком семейном кругу. Её некогда острый ум (если он был), привыкший к логике и здравому смыслу, теперь стал уязвимой мишенью для цифровых призраков. Виртуальная сеть, которую она презирала как рассадник пошлости и пустословия, внезапно стала её единственным окном в мир, где, как ей казалось, ещё оставались ответы на различные вопросы. Но это окно было затянуто паутиной лжи и обмана. Жёлтая пресса, с кричащими заголовками и откровенными вбросами, стала её новой Библией. Пальцы, некогда ловко управлявшиеся с газовой плитой и кулинарными рецептами, теперь с нетерпением прокручивали новостную ленту. Перед глазами мелькали поддельные сайты, пестрящие выдуманными историями, словно ядовитые цветы, распустившиеся на цифровом поле.
«На берегу Чёрного моря нашли русалку!» — Кричал один заголовок, вызывая в её воображении образы мифических существ, столь близких суеверной натуре.
«В городе Пермь в ночном небе узрели необычные на вид огни. Уфологи убеждены, что это НЛО. Инопланетяне пытаются связаться со здешней цивилизацией через электромагнитные волны света, используя радиолокационные системы (РЛС) — помогают обнаруживать и отслеживать объекты в небе, включая неопознанные воздушные явления (НВЯ), которые часто связывают с наблюдениями НЛО. РЛС работают по принципу излучения электромагнитных волн, которые отражаются от объектов и возвращаются обратно, фиксируясь приёмником. Анализ этих сигналов позволяет определить координаты, скорость и характеристики обнаруженного объекта. Эксперт по сверхъестественному Евгений Кубрин убеждён, что... Читать далее» — Этот поток псевдонаучных терминов, призванный создать иллюзию достоверности, лишь усиливал её трепет перед неизведанным.
Тётя Валя, будучи человеком, далёким от понимания тонкостей интернета, с лёгкостью поверила в самую абсурдную из новостей: обещание многократного увеличения пенсии. Эта мысль, словно спасительный маяк в её океане отчаяния, заставила забыть о всякой осторожности. Религиозная натура, склонная к мистицизму и ритуалам, находила утешение в статьях о древних обрядах, магических заклинаниях и таинственных явлениях. Она доверяла лишь этим сомнительным ссылкам, этим выдуманным ради забавы статьям, воспринимая их как откровение.

Однажды, следуя инструкциям с очередного фейкового сайта, она взяла в руки лимон и пузырёк марганцовки. Инструкция гласила: «Выжмите лимон в раствор марганцовки, и вы увидите, как вода окрасится в немыслимый синий цвет, предвещая исполнение заветного желания».
Её пальцы, дрожащие от предвкушения и суеверного страха, сжимали цитрусовый плод. Она представляла себе, как в стакане, наполненном бледно-розовой жидкостью, произойдёт чудо, как магия, описанная на экране, проявится в реальности. Она скрупулёзно следовала каждому шагу, словно это был священный ритуал, призванный изменить её судьбу. Когда она выдавила сок, ожидая увидеть трансформацию, которая должна была подтвердить её веру, ничего не произошло. Вода лишь приобрела более насыщенный розовый оттенок, смешавшись с лимонной кислотой. Но вместо разочарования, в глазах вспыхнул новый огонёк. Она не увидела обмана, она увидела лишь неполноту ритуала. «Наверное, я что-то упустила. — Прошептала она, проходясь глазами по печатному тексту. — Нужно больше веры. Или, возможно, другой ингредиент».
Её погружение в мир цифровых миражей становилось всё глубже. Она начала искать новые, ещё более изощрённые ритуалы, обещающие не только финансовое благополучие, но и возвращение утраченной связи с семьёй. Тётка искренне верила, что если сможет разгадать тайны мироздания, описанные на сомнительных ресурсах, то сможет вернуть себе любовь дочери и тепло объятий внуков. Её небольшая квартира, некогда наполненная запахом свежей выпечки и уютом, теперь стала похожа на алхимическую лабораторию, заставленную банками с травами, склянками с неизвестными жидкостями и стопками пожелтевших журналов. Она проводила часы, изучая статьи о «магических свойствах лунного света», «силе заговорённых камней» и «древних обрядах для привлечения удачи». Каждый новый «туториал» становился для неё парадигмой, неизвестный «эксперт» — пророком. Она не видела разницы между научным фактом и вымыслом, между реальным миром и его искажённым отражением в сети. Разум, ослабленный одиночеством и горем, стал идеальной почвой для произрастания самых нелепых заблуждений. Однажды, наткнувшись на статью о «ритуале очищения души через цифровые потоки», она почувствовала, что нашла ключ к своему спасению. Статья обещала, что если «отправить» свои грехи и печали в «виртуальную проекцию» через специальную ссылку, то можно обрести внутренний покой и привлечь положительную энергию. Не задумываясь, Валентина Николаевна, с дрожащими пальцами, кликнула по предложенной ссылке. Экран на мгновение ослепил её яркой вспышкой, а затем погас. В этот момент, в тишине и без того одинокой квартиры, словно растворился последний островок здравого смысла, оставив лишь пустоту, заполненную среди цифровых призраков.

Прошло время. В тусклом свете лестничной клетки, пропахшей затхлостью и дешёвым стиральным порошком, царила атмосфера заброшенности. Общий балкон, примыкавший к лифтовому холлу, служил негласным складом ненужного хлама. Здесь покоился архаичный музыкальный центр из 90-х, с облупившейся краской и вырванными проводами, словно вырванными нервами. Рядом валялось компьютерное кресло, разобранное на части, кажись, жертва жестокого эксперимента, лишённая жизненно важных органов. Но главным экспонатом этой выставки забвения было старое зеркало. Его поверхность, испещрённая сетью трещин, напоминала карту древнего, забытого мира. Зеркало было накрыто простынёй, когда-то белой, но теперь испачканной разводами засохшей краски, потускневшее от времени, покрывшиеся серыми, въевшиеся пятнами, кем-то оставленное, скрывающим нечто зловещее.
Тётя Валя, женщина с лицом, изборождённым морщинами, вышла из спячки, будто вспаханным полем из свежей травы, с свисающей со стеблей каплей росы, блестящей на солнце. Она напоминала постриженный газон покрытый сочной зеленью, видать, осенило. Женщина искренне веровала в силу примет и суеверий, как юные девушки ударялись с головой в новую моду течений «астрологии»; «нумерологии»; «тарологии» оставаясь без денежных средств в кошельке да с побасёнками от лже-провидцев. Бабка жила в мире, где чёрные кошки перебегали дорогу к несчастью, а рассыпанная соль предвещала ссору. Поэтому, когда она наткнулась в интернете на туториал, предостерегающий от старых зеркал, как от порталов в мир проклятий, её сердце забилось тревожно. Статья гласила, что зеркала, особенно старые и разбитые, способны накапливать негативную энергию, притягивать злых духов и насылать беды на тех, кто с ними соприкасается. Рецепт избавления от проклятия был сложным и экзотическим. Требовалось смешать масла чайного дерева, несколько капель эфирного масла лаванды и розмарина, залить эту смесь в пульверизатор, а затем добавить большое количество яблочного уксуса. Запах должен был получиться удушающим, отталкивающим, словно отпугивающим нечисть. Затем, рукояткой большого кухонного ножа, необходимо было разбить зеркало вдребезги, окропить его приготовленным зельем и произнести заклинание: «Что в себе таишь — за собой и забери. Уходи с злыми умыслами, дотла сгорая. Черно забирай с собой — не возвращаясь».
Самым важным условием ритуала было одиночество. Любое постороннее вмешательство, любой «ненужный субъект», как говорилось в туториале, мог нарушить хрупкий баланс сил и выпустить на свободу нечто ужасное. Этим «субъектом» могла оказаться нечисть, вырвавшаяся из зеркального плена. Если не обезвредить её немедленно, то, согласно пророчеству, участника ритуала ждала мучительная смерть в течение полугода. Валентина Николаевна, напуганная до глубины души, решила действовать незамедлительно. Она тщательно смешала масла, отмеривая каждую каплю с маниакальной точностью. Запах в кухне стоял резкий, травянистый, с кислым оттенком уксуса. Встряхнув пульверизатор, она, словно солдат, идущий в бой, направилась к общему балкону. Поменяв предметы местами, в правой руке уже красовался большой кухонный нож с широким лезвием, его рукоять удобно легла в её старческую ладонь. Сглотнув ком в горле, она сорвала с зеркала испачканную простыню. В тусклом свете лампочки, мерцающей над дверью, трещины на стекле казались глубокими шрамами, прорезающими время. Валентина Николаевна подняла нож, и с глухим стуком рукоять врезалась в стекло. Зеркало, без того повреждённое, отозвалось звонким треском, разлетаясь на осколки, словно хрупкое обещание. Она направила пульверизатор на осколки стекла, и облако едкой смеси окутало их. Слова заклинания слетали с её губ, наполненные страхом и решимостью: «Что в себе таишь — за собой и забери. Уходи с злыми умыслами, дотла сгорая. Черно забирай с собой — не возвращаясь».
В этот самый момент, когда она не успела договорить последние слова заклинания, застыла на полуслове, а оборванные слоги витали воздухе. Раздался звук. Глухой, настойчивый поворот ключа в замке соседней двери, затем ещё один и последний. Три оборота, словно отсчитывая последние мгновения её спокойствия. Тамбурная дверь объединяющая несколько соседних квартир общим коридором от лестничной площадки распахнулась, и на пороге возник Леонид, тот самый сосед. Его лицо, обычно скрытое за маской равнодушия, сейчас исказилось гневом.
— Опять из-за вас пробки выбило! — Выплюнул он, его голос, усиленный эхом лестничной клетки, звучал как удар хлыста. Он остановился, его взгляд упал на Валентину Николаевну, на осколки зеркала и пульверизатор в её руке. — Сколько раз говорить, не трогайте счётчики, не подходите к электрощиту. Мне санитаров вызвать? Вы зачем какой-то отвар на замок на тамбурной двери вылили? — Его голос набирал обороты, превращаясь в рёв. — Сколько ж можно? От вас покоя нет!
Валентина Николаевна застыла, её руки дрожали. Этот шум, этот крик, этот человек — он был тем самым «ненужным субъектом», которого она так боялась. Он нарушил её ритуал, стоял между ней и тем, что, как она верила, должно было уйти навсегда. Ярость, смешанная с первобытным страхом, захлестнула её. Она не думала, не анализировала. Её рука, всё ещё сжимавшая нож, дёрнулась. Лезвие, ещё хранящее остатки смеси, блеснуло в тусклом свете. Леонид, не ожидавший такой реакции, отшатнулся. Но было поздно. Острие ножа вошло в его бок, оставляя влажный след на его рубашке. Он вскрикнул, схватившись за рану, его глаза расширились от боли и удивления. Он развернулся и бросился к своей двери, к спасительной безопасности своей квартиры. Но Валентина Николаевна, словно одержимая, не остановилась. Она бросилась за ним, шаги были быстрыми, почти неистовыми. Нож в её руке снова взметнулся, и ещё один удар, и ещё. Звук её дыхания смешивался с предсмертным хрипом соседа, отдаваясь с заглушением, как обрывком фраз, отдаляющимся в туннели, в тусклом отсвечивание тёплых лампочек жёлтого цвета. Его хрипы заглушались на лестничной клетке, где теперь царила новая, более страшная тишина, нарушаемая лишь стуком её собственного сердца.

Дневной свет, проникавший сквозь пыльные стёкла чердачного окна, ложился на потускневший паркет причудливыми, дрожащими тенями. В правом углу от центра, на узком общем балконе, именующимся «курилкой», давно уже как на выцветшем предверном коврике, стояло то злосчастное старинное зеркало в резной раме, покрытой слоем вековой пыли. Его поверхность, некогда отражавшая роскошь и, возможно даже, светские беседы, теперь казалась мутной, словно затянутой паутиной времени. Валентина Николаевна, чьи некогда пышные седые волосы теперь были растрёпаны и прилипли к вспотевшему лбу, стояла перед ним, сжимая в руке серебряный нож с чёрной рукояткой. Глаза, обычно полные мудрой печали, сейчас горели лихорадочным блеском, отражая хаос, бушующий в её душе. Она шептала слова древнего заклинания, слова, которые, казалось, вырывались из самой глубины веков, наполняя воздух зловещим гулом.
— Ты не дал мне закончить ритуал! — Её голос, временами мелодичный и спокойный, теперь сорвался на пронзительный крик, полный отчаяния и ярости. Когда она обернулась, взгляд упал на Леонида, стоявшего тогда у общей двери, с выражением недоумения и тревоги на лице. Он был давним соседом, ничем непримечательным мужчиной средних лет, разведён, есть дочь. Тот самый, который всегда относился к её увлечениям с ярым скептицизмом и пренебрежением.
— Теперь нечисть выйдет из зеркала! — Слова были подобны ударам нагайки, хлещущим по воздуху. Она сделала шаг к нему, нож в её руке дрожал, словно живой. — Да как ты мог, нечестивый?! Окстись, юродивый!
Леонид попытался возразить, его губы шевельнулись, но слова застряли в горле. Он видел, как разум поехавшей тётки ускользает, как реальность искажается в её глазах. Он не понимал, что происходит, но чувствовал исходящую от неё опасность.
— Из-за тебя он сбежал из зеркала! — Валентина Николаевна, обезумевшая от страха и гнева, бросилась на него. Её движения были резкими, неловкими, но в них чувствовалась чудовищная сила. Металл холодного лезвия мелькнул в ярком свете солнечного луча, и Леонид почувствовал острую, жгучую боль. Он упал на выцветший половик, его тело обмякло, словно тряпичная кукла. Глаза, остекленевшие, широко распахнутые, застыли в немом ужасе, отражая последние мгновения его жизни. Под ним, словно чёрная, зловещая лужа, растекалась кровь, впитываясь в ветхие нити ковра. Валентина Николаевна стояла над ним, её дыхание было прерывистым, а на лице застыло выражение дикого, безумного триумфа, смешанного с ужасом. Она смотрела на зеркало, на его мутную, разбитую из образующейся трещин поверхность, словно ожидая чего-то. Но из зеркала не вышло ничего, кроме отражения её собственного, обезумевшего лица.

Вскоре приехали санитары. Они нашли Валентину Николаевну, сидящую на полу, обхватившую руками голову, бормочущую бессвязные слова. Её глаза были пусты, а на руках и одежде виднелись кровавые пятна. Женщину увезли в психиатрическую клинику, где её история стала ещё одной мрачной главой в летописи безумия, затерянной среди стен, пропитанных отчаянием и тихими криками. Леонид же остался там, на поэтажной лестничной площадке, в объятиях тишины, нарушаемой лишь шелестом ветра за окном. Его тело, ещё недавно полное жизни, теперь было лишь безмолвным свидетелем необъяснимого ужаса. Дневной свет продолжал играть на паркете, но теперь его тени казались ещё более зловещими, словно скрывая в себе тайны, которые никогда не будут раскрыты. Зеркало, его поверхность всё так же мутная и непроницаемая, продолжало хранить свою загадку, отражая лишь разбитые осколки прошлого и пустоту настоящего.
В клинике Валентина Николаевна провела остаток своих дней. Её разум, однажды столь острый и проницательный, теперь блуждал в лабиринтах иллюзий, где ритуалы и нечисть из зеркал были единственной реальностью. Она часто говорила о Леониде, называя его «спасителем», который «открыл портал к инфернальной сущности», или «предателем», который «закрыл её навсегда». Слова, лишённые всякой логики, тем не менее, несли в себе отголоски того рокового дня, отголоски страха, вины и необъяснимой потери.

Случай Валентины Николаевны стал предметом изучения для многих специалистов. Её рассказы о зеркальной бездне, о сущностях, обитающих по ту сторону отражения, двух важных ритуалах, способных открыть или закрыть порталы, были классифицированы как бред и галлюцинации, порождённые глубоким психическим расстройством. Но иногда, в тишине ночи, когда лунный свет проникал в палату, Валентина Николаевна поднимала голову, её глаза, казалось, видели нечто за пределами стен клиники, нечто, что ждало её там, в той самой зеркальной бездне, из которой, по её словам, «он сбежал». И в эти моменты взгляд женщины был полон не только безумия, но и странного, пугающего знания, которое никто другой не мог понять.
Комментарии на видеохостинге пестрили:
«Это та самая бабка, которая плясала с ковром и ножницами? Она убила соседа, веря, что в старом зеркале живёт некая тёмная сущность? Что, серьёзно?»; «Чокнутая! Убить мало!»; «Как же так? Девочка осталась без отца»; «Комментаторы, вы же сами виноваты, как и соседи. Что, «моя хата с краю»? Надо было сразу дурку вызывать»; «А я говорил, что она опасна. Вы все игнорировали мои посты о соседских фриках»; «Сколько же ненормальных по земле бродит»; «Светлая память Леониду Вурнину».
Нескончаемый поток споров переходящих в «кто прав» и «кто виноват», но это не имело никакого значения, ведь одного человека было уже не вернуть, а второй мёртв внутри пожизненно.

Идея и сюжет: Alonso, автор: Alonso.

Комментарии отключены.
Причина: неадекватная реакция автора, хамство и истерики.