Страшилка

День 4: Жатва.

И смерть и жизнь - родные бездны:
Они подобны и равны,
Друг другу чужды и любезны,
Одна в другой отражены.
(Дмитрий Мережковский)

Руки опускались, лёгкие уже не хотели дышать. Сегодня - его день, сегодня всё закончится. Что-то дрожало внутри, разгоняя по телу холод, заставляя бояться. Думать и бояться. Зачем всё это сейчас? Не лучше ли хоть на секунду забыться в ожидании того неминуемого ужаса? Но нет, разум отказывался сдаваться. Он тяжко поднялся и едва сумел устоять на ногах, голова кружилась, перед глазами серая дымка, окрашивающая мрак в тусклый цвет безразличия. Зачем он это делает? Смерть всё равно его настигнет. В душе всё ещё теплится надежда, всё ещё звучит безумная мысль о свободе. Как маленький зверёк, уже видящий вдалеке пламя пожирающего округу пожара, но продолжающий дышать воздухом, хоть через секунду уже превратится в пыль. Зачем напрягать и без того обессиленное тело? Что движет им, что заставляет подойти к трупу своего лучшего друга и упасть пред ним на колени?

"Ты умрёшь" - кричат, как неугомонная толпа, оглушительно, дерзко, его собственный мысли. А рука продолжает шарить по полу, ощупывать в поисках чего-то мизерного, но такого нужного именно сейчас. Именно тогда, когда надежда уже почти угасла, а позвоночник рассыпается на песчинки, лезвие рывком выходит из окаменевшей шеи Саши, неумолимо приближаясь к собственной. Он сделает это сам и не будет боли. Нет, конечно, она будет, но это боль не причинит много страданий. Наступит темнота, бурлящая река унесёт его отсюда туда, где не надо бояться и переживать. Там будет тихо или наоборот - галдящий тысячью голосов лес ужасных птиц или стонущий от невыносимых мучений дуб, на котором будут висеть головы грешников, а среди них и его невинная голова. И в любом случае - это будет лучше, чем сейчас.
Лезвие уже гладит кожу шеи, дыша на неё своим морозным холодом, будоражащим мурашки на спине и одновременно успокаивающим. Рука дрожит, словно напуганный цыплёнок в коробке.

День 3: Страх.

Боль режет меня изнутри,
Что осталось от меня, посмотри
И уйди, оставляя меня умирать.
Мне не за что душу отдать
(Lacrim Hezar - Боль)

Мишу разбудил хлюпающий звук, доносящийся из темноты. Он так прочно засел в голове, казалось, это тихое бульканье звучит как барабан прямо в твоём ухе. Непрерывное капанье, звуки текущего ручья и брызги воды подсознательно вызывали жажду. Язык облизал пересохшие с запечённой кровью в трещинках, губы.

- Вода. Саша ты нашёл воду? Саша дай мне попить... - Измождено шептал Миша, но рассудок говорил, что это галлюцинации от голода и жажды. Мальчик боялся тех перемен, что произошли с Сашкой, а ещё больше - с собой. Его тело сейчас напоминало куклу, набитую ватой. Оно распухло, живот раздулся как шарик, казалось, что он заполнен газом, больно давящим на стенки кожи, норовя лопнуть. Глаза затуманились и всё казалось очень медленным, как во сне. Тусклым, блёклым, отдающим эхом в голове. Журчит вода. Где она взялась? Как сюда попала? Он ведь обыскал всё, обшарил каждый угол в поисках спасительной влаги. Здесь была только кровь...
- Саша, что ты пьёшь? - Буль-буль, большие голодные глотки в ответ. - Саша!

День 2: Голод.

Один лишь не может ничем побежден быть желудок. Жадный, насильственный, множество бед приключающий смертным. (Гомер)

Сырой подвал был неприветлив к своим гостям. Он стал их насильственной клеткой, их пустыней и мучительным кошмаром снящимся каждому наяву. Редкое "Кап-кап" прорезывало тишину. Вымотанные, уставшие трое мальчиков лежали, прижавшись друг к другу на холодном полу. Одиннадцатилетний Саша вспоминал по частям всю свою жизнь. Как приехал на лето в деревню к бабушке, как познакомился со своими друзьями и в один роковой для них день завёл каждого в могилу. Пока не настоящую, но уже приближающуюся, тоскливо царапаясь в двери, выкрикивая их имена и тыча ему под нос каменную плиту с надписью: "Александр Пневский".

- Нет! - истошно завопил он, проснувшись от страшного кошмара, ещё долго пытаясь отдышаться. Миша безмолвно глядел в темноту, слегка покачивая наполовину седой головой. Валя до крови кусал губы и молил дать ему поесть. Все изголодались до того, что вскоре начали покусывать собственные пальцы. Они облизывали сырые стены и влагу с железных дверей, но лишь плевались землёй и штукатуркой, так и не утолив изнурительную жажду. На зубах скрипел песок, Валентин с жадностью вгрызался в свои ладони. Подвал заполнял зловонный запах, исходивший от самих ребят, которые от страха более не могли сдерживать естественную нужду. Стыдно и до боли неприятно, но в таком положении у них нет выхода. Саше уже всё было безразличным, он не просил есть и пить, лишь раскачивался взад и вперёд что-то монотонно бубня под нос. Как смешно он сейчас, наверное, выглядит! Всю жизнь мечтал получить внимание, делая разные не всегда хорошие поступки в надежде быть похожим на старших. И чего он добился сейчас? Непременно он станет известным - ужасный портрет будет нарисован с его образа, а тело будет так же гнить в подвале как Павлуши и того мальчика.

День 1: Улыбка.

Сильный удар наносится порокам, когда они выставляются на всеобщее посмеяние. Порицание легко переносят, но насмешку далеко не так. Никто не хочет быть смешным.
(Мольер)

Массивные двери скрипнули, щёлкнул включатель и взору предстало четверо до смерти напуганных ребятишек с красными опухшими глазами и дрожащими руками. Самому старшему из них было тринадцать - Мише. Они жались, друг к другу в надежде защитится, пока художник раскладывал свои принадлежности, насвистывая. Один только этот свист внушал неподдельный страх, а холод в серых спокойных глазах - замораживал. Вот глаза уже таращатся на детей, разглядывают, изучают, будто бы выбирают товар. Дети застыли в беззвучном оцепенении, нервно глотая воздух.

- Кто из вас самый улыбчивый? Может ты? - Холодный взгляд коснулся Валентина, обхватившего ручками расцарапанные коленки. Потом мазнул по Мишке - напуганному, но смотрящему на своего палача со сталью в глазах. Алексей даже удивился. Громко хмыкнув, он направился к ним и, схватив первого попавшегося за волосы, потащил за собой.
- Давай, покажи мне, как ты улыбаешься, - скомандовал он шатающемуся от страха Павлуше. Этот семилетний мальчик - самый маленький, самый робкий и стеснительный из них, сейчас задыхался. Он не мог вздохнуть от сотрясавших его тело рыданий и лишь жалобно скулил: "Пож-жалуйста не надо".
- Улыбайся, - жёстко проговорил художник, рисуя что-то на своём холсте и глядя на мальчика.

В клетке

Свободным от страданий ещё никто не рождался.
(Иоганн Шиллер)

Дед Стёпа - седовласый тучный дядька с колючей бородой и гнилой улыбкой. Он целыми днями сидит на пеньке и монотонно точит свою косу. Глядит на всех волком из-под своих кустистых бровей и пугает детей чёрными зубами, хохоча. Инвалид войны, без одной ноги и поседевшими волосами. Страшный человек. Каждый мальчишка в этой деревне знает, что если плохо себя вести - тебя заберёт дед Стёпа и всё, поминайте, как звали. Он - местная легенда, главный герой всех баек и страшилок, ночной кошмар непослушного ребёнка. И, конечно же, у этой подозрительной личности есть своя толпа тайных "поклонников". А вот и они! Спрятались неподалёку под снопом сена и тихо наблюдают за домом ужасного старика.

- А давайте украдём у него что-то? - заговорщицким тоном произнёс маленький оборвыш, в котором с трудом угадывался Сашка - ещё одна легенда, предводитель всех мальчишек и главный задира их деревни. Весь в грязи и пыли, но каков храбрец, каков герой!
- А может не надо? - жалобно, как ягнёнок проблеял русоволосый Павлуша, от напряжения ковыряя пальцем землю.
- Что ты мямлишь как девчонка? Надо, это ж приключение! - На Сашку уставились три пары испуганных глаз. И только Павлуша продолжал ковырять землю, шмыгая носом. Сашка, сделав суровое лицо, уткнулся в импровизированный бинокль. Все притихли.
- Ни видать ничегошеньки! - выпалил он и так и сяк складывая перед глазами ладони.
- Надо идти в разведку, - предложил Миша - самый смышлёный из них.

Кожа свисает кусками с его бездвижного тела. Писк крыс нарушает гробовую тишину.
Он медленно подходит к трупу, весящему на цепях и резким движением дергает за кожу, наполовину отделенную от тела. Белый мягкий кусок неохотно отстает от мяса, но Он и не думает на этом заканчивать, наоборот, он только начал. Ему нравится это, забавляет.
Мерзкий звук разрыва кожи, от которого у обычного человека мутнеет сознание и начинает тошнить, ему только по нраву, так же как и неугомонное пищание крыс и запах тухлого мяса.
Он подходит к нему спереди и кончиком ножа аккуратно вырисовывает узоры на его бездыханном оголенном теле. Вдруг Он вталкивает нож в его грудь.
В последующие часы бережно разрывает, возится с его грудной клеткой: разрывает ее, извлекает сердце и после зашивает кожу на месте этого хирургического вмешательства в его "внутренний мир", но мертвецу это уже не важно.
Он садится сзади подвешенного и начинает срисовывать покойника со спины, искусно передавая на лист бумаги кровавые узоры, нарисованные этим же художником на его спине.
Он вдыхает воздух, в котором царила сырость, затхлость, запах тухлого мяса и дохлых крыс.

Прошел ровно месяц. Портреты были готовы. Я собрал нужную мне сумму. Рано утром я встал и собрался ехать в больницу к Пат, чтобы оплатить ее операцию. Пробежав мимо зеркала, я заметил, как у меня впали глаза, как я истощал, под глазами появились черные мешки. Я жутко хотел заснуть и забыться, но сначала нужно помочь моей одинокой Пат, которая лежит сейчас в больнице со смертным приговором.
Приехав в больницу, я тут же отправился к лечащему врачу Пат, чтобы поговорить с ним об операции.
- Здравствуйте, это вы лечащий врач Патриции Бэйкоут? - подавив смятение, спросил я.
- Да, вы не ошиблись, чем я могу быть вам полезен? - любезно спросил доктор.
- Я хотел бы оплатить операцию Патриции. - твердо ответил я.
Глаза врача в ту же секунду округлились, он закашлялся и дрожащими руками взял историю болезни Пат.
- Кем вы приходитесь больной? - спустя минуту серьезным и озадаченным голосом спросил он.
- Я ее знакомый, ей срочно нужна операция и я принес деньги.
- Операция дорогостоящая, - пробормотал врач, осмотрев меня с ног до головы.
- Я знаю, - ответил я и достал из пиджака конверт с деньгами.
Врач молча взял у меня конверт, заглянул во внутрь и покосился на меня.
- И кем же работает знакомый? - ехидно спросил доктор.
- Художник, - с этими словами я поднялся со стула.
- Хорошо, мы окажем нужные услуги Патриции! - с этими словами мужчина в белом халате вышел из кабинета.
Я последовал его примеру. Перед уходом я хотел повидать Пат.

Спустя несколько месяцев портрет был готов. Сегодня у меня состоялась встреча с заказчиком.
Я шел по длинной улице спотыкаясь о камин мостовой и мучился зачем? Зачем я это делаю? Но выбора у меня не было, мне нужны были деньги.
Подходя к дому заказчика, я замедлил шаг. Все-таки мой поступок не давал мне покоя. Я понимал, что вроде все делаю правильно, ведь моей матери действительно нужны были деньги и этот мужчина серьезно настаивал на том чтоб я нарисовал его портрет, но все же у меня в душе лежал большой камень и что его разрушить я не знал.
Позвонив в дверной звонок, я молча стоял и разглядывала его дверь. Лакированное дерево потертое под старину. Три замка как я понял по отверстиям для ключей. Да, я имею дело действительно с большой персоной...
Мои раздумья прервал дверной скрип. Мой заказчик был одет в шелковый халат. Все те же очки с золотой оправой украшали его стекленный взгляд еще большей загадочностью. С каждой минутой мне становилось все страшнее. Ведь я знал что будет после того, как я отдам ему эту картину.
- Здрасте, разрешить... Войти? - наконец проглотив ком в горле смог пробормотать я.
- Конечно, проходите пожалуйста, извините, что я в таком виде, просто последнее время я себя плохо чувствую. - его слова насторожили меня, неужели уже началось?
Присев на шикарный диван из белой кожи я положил обернутую картину на стол.
- Вот заказ.
Этот человек развернул портрет и в его глазах промелькнуло чувство, которого я не понял что-то между испугом и удивлением.
- Весьма... Убедительно. - что сказал? Видно он еще не пришел в себя после шока, но я не понимаю почему моя картина произвела на него именно такое впечатление. - мне нравится Мистер Майк, я беру эту работу.

Меня зовут Майки, когда мне было восемь лет, я нарисовал своего котенка, а на следующий день обнаружил его мертвое тельце в своем шкафу. На тот момент никто не узнал о неожиданной смерти котенка, по правде я и не хотел никому об этом говорить. После этого случая я не догадывался, что смерть бедняги связана с рисунком и продолжал рисовать. На день рождения мамы, ей подарили шикарный букет белых роз, они так красиво стояли в вазе и капли воды так красиво переливались цветами на их лепестках, что я решил нарисовать первый в своей жизни натюрморт.
Вроде все прошло нормально, но на следующий день я проснулся от крика своей матери. Войдя в комнату, я увидел, что розы почернели и завяли. Потом мама дала мне букет, приказав отнести его на мусорку и строго - настрого запретила что - либо, кого - либо рисовать.
Не люблю, когда мне указывают, тем более я не верил в мистику. Господи, я так хотел рисовать, что в тайне от своей мамы поступил на бесплатное обучение в художественную школу.
Уже закончив школу искусств, я понял, что, однако, не зря протаскался два года и научился неплохо рисовать. Самое ужасное, пожалуй, то, что всех персонажей картин мне приходилось выдумывать, из-за этого я даже порой чувствовал, что схожу с ума. Я чувствовал яростную зависть к обычным художникам, которые что видят, то рисуют и не боятся что после этого может случится катастрофа или вообще апокалипсис. Но таков я есть и так как не мог с собой ничего поделать, зарабатывать деньги как-то нужно, поэтому у меня в голове пробежала мысль отдать свою одну из картин на местную выставку и сорвать куш.
Что ж, могу сказать смело, что с решением я не прогадал и мне заплатили по правде много денег. Но даже этого мне не могло хватить чтобы прокормить себя, младшую сестренку и мать.
На следующий день ко мне пришел один очень влиятельный человек. Выпяченное пузо, офис наш рубашка, костюм, очки с золотистой оправой, его видом все сказано: пришел на переговоры.

Маленький мальчик сидел в углу комнаты и крепко сжимал своего лучшего друга - небольшого плюшевого мишку. С гостиной раздавались крики и шум, наверняка в ход снова пошла посуда. Мать-алкоголичка, отец-наркоман, а Стив в свои 10 предоставлен сам себе. Единственное утешение - надежда выбраться из этого адского места, уехать куда-нибудь далеко и забыть прошлую жизнь. Ежедневные издевательства со стороны родителей, соседа и некоторых одноклассников сделали свое дело - Стив начинал всех ненавидеть. Именно это сформировало его дальнейшую судьбу.

Каждый день был похож на предыдущий. Подъем, "завтрак", школьные будни. Все одинаково, только менялись издевательства и пытки - от классической порки ремнем, до ударов тяжелыми предметами. Дом его родителей больше походил на сарай, ежели на место пригодное для жилья. Голые стены, дырявая крыша и полуразвалившаяся мебель. Но ненормальным родителям было здесь хорошо. Дом на окраине, соседи- такие же как они. Казалось, шансов выбраться из этой дыры нет.

Время шло, а мальчик превратился в парня, способного дать отпор отцу. Решив уйти, он даже не задумывался- лучше на вокзале, чем дома. Собрав свое "имущество", Стив ушел, оставив родителей одних. Годы скитаний, устройство на работу, повышение, переезд из коммуналки в нормальную квартиру. Казалось, теперь все будет хорошо, но желание отомстить было сильнее.