5 лет назад гостил у друзей в ХМАО (Ханты-Мансийский автономный округ - Югра). Про тайгу, про Сибирь были рассказы, поведали жуткую историю, которую изначально узнали от свояка, умершего в начале нулевых. Дальше будет от первого лица. Как услышал, так и перескажу, мне так же рассказали.
Служил я срочную ещё при Сталине. На зоне, в 200 км к западу от Ханты-Мансийска. Места были глухие, река с одной стороны да тайга с болотами на сотни километров вокруг. Зеки были смирные, мы даже не стерегли их особо — бежать некуда было, по тайге не уйдёшь далеко, припасы нам по реке возили, заготовленный лес вывозили только по зимнику, когда болота промерзали. Было у нас пару катеров при зоне, мы их стерегли больше, чем самих зеков. Побег всё же случился. В 1952 году бежали три зека, каждый на четвертак был осуждён. На вечерней поверке их не оказалось, ушли днём значит. Искать их начали только с рассветом. Долго искать не пришлось. Одного из них заметили с катера в десятке километров от зоны вниз по реке. Сидел на высоком берегу край реки и выл зверем.
Служил я срочную ещё при Сталине. На зоне, в 200 км к западу от Ханты-Мансийска. Места были глухие, река с одной стороны да тайга с болотами на сотни километров вокруг. Зеки были смирные, мы даже не стерегли их особо — бежать некуда было, по тайге не уйдёшь далеко, припасы нам по реке возили, заготовленный лес вывозили только по зимнику, когда болота промерзали. Было у нас пару катеров при зоне, мы их стерегли больше, чем самих зеков. Побег всё же случился. В 1952 году бежали три зека, каждый на четвертак был осуждён. На вечерней поверке их не оказалось, ушли днём значит. Искать их начали только с рассветом. Долго искать не пришлось. Одного из них заметили с катера в десятке километров от зоны вниз по реке. Сидел на высоком берегу край реки и выл зверем.
Начали брать, не противился, только трясся от страха и седой был весь, хотя был молодым ещё. Разговорить не смогли, он повторял какие-то слова, плакал от страха и голову прятал. Через несколько дней только спиртом отпоили, говорить начал несвязно. Ночёвка. Пещера. Берег. Старуха горбатая. Входите, спите, входите, спите, входите, спите. На этих словах беглец снова завыл от ужаса и лагерный доктор сделал ему укол снотворного. После этого поехали в то же место, где нашли зека. Искали пещеру или старуху. Два бежавших были ещё на свободе, надо было их найти. И нашли.
Пещера была так, расщелиной в высоком каменистом берегу. С воды и не заметишь, а с суши приглядеться надо было. Собака учуяла, но сама не пошла — с визгом потянула прочь от пещеры. Внутри, на каменистом полу, были насыпаны лежаки из моха и кедра. Три лежака, один пустой, а на двух других сидели наши зеки. Вернее то, что от них осталось. Иссушенные трупы серого, землистого цвета. Словно не неделю как пропали, а в мерзлоте пролежали вечность. Мумии с гримасой ужаса на лицах. Не по себе нам стало солдатам. Схватили мертвяков и бегом оттуда. На катер погрузились, от берега отплыли, и кто-то фигуру сгорбленную на берегу среди камней разглядел. Будто наблюдала или провожала нас. А через миг уже никого. Вглядывались все, в бинокль смотрели, но тщетно. Жмуров кое-как списали, не стали докладывать о побеге. Записали как утопленников, а выживший умом тронулся, его забрали с одним из катеров.
После срочной я в училище пошёл. На лейтенанта выучился, по распределению попал в те же края, где служил. Дорос до майора уже в городе. Однажды из посёлка, который на месте лагеря вырос, телеграмма пришла. Семидесятые заканчивались, в тех краях нефть качать начали, геологи часто по тайге ходили. Просил посёлок помощи, геологи пропали. В вертолёт солдатиков погрузили, и я с ними, знал те места неплохо.
К посёлку прилетели, я сразу к начальнику экспедиции. А он напуганный весь, меня в избу с радиостанцией вёл и говорит — ночью, как группа пропала, рация их странные звуки передавала. Записали их на плёнку. Включил магнитофон, а там сквозь шипение помех, низкий голос, скрипучий такой: «Входите... Спите... Входите... Спите...». Я сразу вспомнил зеков.
Погрузились на катер, доплыли до места, где пещера была. Нашли её, зашли внутрь, а там на лежаках из лапника вся группа, 9 человек сидят. Высушенные. Который с рацией был, сжимал в руке «жабу», потому работала рация, пока батареи держали.
Вытащили солдатики трупы наружу, а я со следователем в пещере остался. На стенах какие-то знаки заметили, как камнем нацарапаны круги и чёрточки. А потом шёпот услышали. Он будто из-под земли шёл. Как шелест листвы слышалось: «Спите... Спите...» и как будто ноги к земле прирастать начали. Я хочу двинуться и не могу. Следователь такой же, белеет от ужаса, лицо перекошено, а двинуться не может. Я хочу слово сказать, а язык как деревянный. Шёпот все громче. Уже ни рук ни ног не чувствую, только страх заполняет всего. Тень какая-то зашевелилась в дальнем углу, леденящая, страшная. Спас нас один из солдат, прибежавший доложить что трупы погрузили. С порога крикнул: «Товарищ майор, разрешите доложить!». Шёпот и исчез. Мы со следователем, как один, бежать оттуда, чуть не зашибли солдатика. Спешно на катер и ходу. Среди камней снова мелькнула горбатая фигура.
Взорвали потом ту пещеру. Может, следователь похлопотал, может, местные. У манси (местная народность) это место дурной славой пользовалось. А я туда больше и не совался никогда.
Пещера была так, расщелиной в высоком каменистом берегу. С воды и не заметишь, а с суши приглядеться надо было. Собака учуяла, но сама не пошла — с визгом потянула прочь от пещеры. Внутри, на каменистом полу, были насыпаны лежаки из моха и кедра. Три лежака, один пустой, а на двух других сидели наши зеки. Вернее то, что от них осталось. Иссушенные трупы серого, землистого цвета. Словно не неделю как пропали, а в мерзлоте пролежали вечность. Мумии с гримасой ужаса на лицах. Не по себе нам стало солдатам. Схватили мертвяков и бегом оттуда. На катер погрузились, от берега отплыли, и кто-то фигуру сгорбленную на берегу среди камней разглядел. Будто наблюдала или провожала нас. А через миг уже никого. Вглядывались все, в бинокль смотрели, но тщетно. Жмуров кое-как списали, не стали докладывать о побеге. Записали как утопленников, а выживший умом тронулся, его забрали с одним из катеров.
После срочной я в училище пошёл. На лейтенанта выучился, по распределению попал в те же края, где служил. Дорос до майора уже в городе. Однажды из посёлка, который на месте лагеря вырос, телеграмма пришла. Семидесятые заканчивались, в тех краях нефть качать начали, геологи часто по тайге ходили. Просил посёлок помощи, геологи пропали. В вертолёт солдатиков погрузили, и я с ними, знал те места неплохо.
К посёлку прилетели, я сразу к начальнику экспедиции. А он напуганный весь, меня в избу с радиостанцией вёл и говорит — ночью, как группа пропала, рация их странные звуки передавала. Записали их на плёнку. Включил магнитофон, а там сквозь шипение помех, низкий голос, скрипучий такой: «Входите... Спите... Входите... Спите...». Я сразу вспомнил зеков.
Погрузились на катер, доплыли до места, где пещера была. Нашли её, зашли внутрь, а там на лежаках из лапника вся группа, 9 человек сидят. Высушенные. Который с рацией был, сжимал в руке «жабу», потому работала рация, пока батареи держали.
Вытащили солдатики трупы наружу, а я со следователем в пещере остался. На стенах какие-то знаки заметили, как камнем нацарапаны круги и чёрточки. А потом шёпот услышали. Он будто из-под земли шёл. Как шелест листвы слышалось: «Спите... Спите...» и как будто ноги к земле прирастать начали. Я хочу двинуться и не могу. Следователь такой же, белеет от ужаса, лицо перекошено, а двинуться не может. Я хочу слово сказать, а язык как деревянный. Шёпот все громче. Уже ни рук ни ног не чувствую, только страх заполняет всего. Тень какая-то зашевелилась в дальнем углу, леденящая, страшная. Спас нас один из солдат, прибежавший доложить что трупы погрузили. С порога крикнул: «Товарищ майор, разрешите доложить!». Шёпот и исчез. Мы со следователем, как один, бежать оттуда, чуть не зашибли солдатика. Спешно на катер и ходу. Среди камней снова мелькнула горбатая фигура.
Взорвали потом ту пещеру. Может, следователь похлопотал, может, местные. У манси (местная народность) это место дурной славой пользовалось. А я туда больше и не совался никогда.