Вот уже три дня, как я выписался из психиатрической больницы. Я многое понял, находясь в этой душной и изолированной лечебнице. Каждый день приём маленькой дозы метамфетамина для моего успокоения, потом эти травянистые настои, процедуры, медсёстры, два здоровых медбрата, которые ломают тебя, если ты начинаешь шуметь. Ломают всё, твои кости раздроблены на сотни мелких кусочков, ты превращаешься в мешок Спортлото, который набивают такими, знаешь, деревянными фишками или как они называются. Потом на тебя надевают рубашку смирительную и кидают в карцер, это самое зло, которое ты можешь себе нарисовать.
Карцер полностью закрыт, я чувствую себя какой-то ценной бумагой, которую положили в сейф и заперли, чтоб никто не спёр. Ты валяешься в этом сейфе, ходишь под себя, мёрзнешь, потом резко согреваешься, потом опять холодно. Мой диагноз – параноидная форма шизофрении, так сказал профессор.
Карцер полностью закрыт, я чувствую себя какой-то ценной бумагой, которую положили в сейф и заперли, чтоб никто не спёр. Ты валяешься в этом сейфе, ходишь под себя, мёрзнешь, потом резко согреваешься, потом опять холодно. Мой диагноз – параноидная форма шизофрении, так сказал профессор.
Откуда она? У меня всё нормально, вроде, было в юности, ходил в школу, потом в институт, хотя... Подожди, дай вспомню... Детство, наверно, детство, но нет, это не из-за того, что меня избил однажды взрослый мужик за то, что я с ребятами играл в салки возле его машины, наверное, тут что-то другое, может, из-за отца, он часто приходил пьяным домой, устраивал скандалы, бросал вещи и мебель из окна нашей небольшой хрущёвки, или может это мама?
Дай ещё секунду, и я найду нить беседы. Мама... Она была очень заботлива и нежна со мной, каждый вечер она готовила что-то вкусненькое, я особенно любил её фирменную картошку фри с мясным фаршем. В клинике я вспоминал её ужины и обеды, потому что, когда ешь перловку или тыквенный суп, от которого тянет блевать, хочется думать о хорошем и вкусном. После ужина, приготовленного мамой, она давала время, чтоб я поиграл, и потом укладывала меня спать, на ночь читала сказки, добрые советские сказки. Наверное, именно в этот момент я начал чувствовать первые признаки моей болезни.
Первая сказка, которую я услышал – это «Илья Муромец», история про парализованного мужика, который не просто лежал тридцать лет и три года, но и был, видимо, ещё и садомазохистом, потому что лежал на печи. Что странно – он так и не подрумянился за всё это время. И тут к нему приходят местные алкоголики, которые предлагают выпить «чудо-водицы». Он пьёт и выздоравливает. Теперь я понимаю, почему мой отец начал пить – он верил в историю про Илью-богатыря. Кстати, фраза «Третьим будешь?» появилась, когда к Илье Муромцу и Добрыне Никитичу зашёл «побухать» Алёша Попович.
Вторая сказка. Когда мама прочитала мне вторую сказку, я узнал уже тогда о том, что женщины бывают фригидными. Это, конечно же, «Снегурочка». Представляете, как жесток этот мир: если женщина – Снегурочка, то её сразу же в костёр (сказка была написана во времена инквизиции). Затем сказку переписали, и получилось «Морозко». Когда старый сексуально озабоченный дед пристаёт к молодой девушке и спрашивает: «Тепло ли, тебе, девица?», здесь чувствуется влияние инквизиции: «Тепло ли, тебе, красная?», т.е. девушку уже жгли на костре, но, видимо, не до конца.
Третья сказка – «Преступление и наказание» или по-другому – «Каша из топора». В первоначальном своём варианте сказка имела название «Каша из-за топора». Те, кто видел «раскольниковскую» бабушку после удара топором, знают, какая там была каша.
Четвёртая сказка – это «Три поросёнка». На самом деле, очень бытовая сказка, которая раскрывает нелёгкую жизнь приезжих в Москве. Имена поросят Ниф-ниф, Наф-наф, Нуф-нуф, имели первоначальный вид как Ашот, Вазген и Арслан. Они приехали, сняли квартиру и тут оборотень в погонах пришёл, регистрации нет, всё развалил и ушёл, а ведь не так давно этот оборотень сам приехал в Москву, поступил в школу милиции и раньше бегал за зайцами в наземном транспорте, крича им: «Ну, погоди!».
Пятая сказка. Нелёгкая жизнь бомжей, живущих в подвалах жилых домов, раскрылась мне в истории про «Домовёнка Кузю», который по шахте влезал в жилую квартиру с одной единственной целью – поесть что-нибудь. А когда наедался, сам звал свою жену «Нафаню», да, Нафаня была женщиной, просто из-за грязи и обросших волос было уже трудно понять пол этого существа. То, что Нафаня – женщина, выдаёт спицы и клубок у неё в руках. Она постоянно что-то вязала, чтобы потом продать и заработать хоть какие-то копейки. Рукодельница.
Шестая сказка. Тяжёлые роды. Что может быть ужаснее для девушки? А когда в образе девушки предстаёт волк, которому делают кесарево сечение, как в сказке «Красная шапочка», становится вообще не по себе. Но с другой стороны, кесарево сечение – это лучше, чем недоношенный ребёнок в истории «Мальчик с Пальчик». Но это всё ерунда по сравнению с живодёрством, которое представлено в рассказе «Сивка Бурка». Помнишь, когда Иван-дурак залезает коню в левое ухо, а из правого вылезает совсем другим человеком? Ну, конечно, совсем другим – весь в крови, в мясе, в общем, в частичках Сивки-бурки, ну не дурак ли Иван после этого?
Ещё что вспомнил. Заметьте, Карлсон дружил с мальчиком, чтобы на халяву поесть торт и варенье. Вспомните, как они играли в игру и он притворялся больным, заявляя, что его может вылечить нечто съестное, то бишь, вкусное малиновое варенье. И вообще, вас не смущает, что взрослый мужчина в самом расцвете сил с пропеллером в одном месте, заманивает несовершеннолетнего ребёнка, чтобы поиграть с ним на крыше его дома? М? А когда Карлсон прилетел к Малышу на его день рождения и в одну харю уплетал торт, который был куплен именно для Малыша, поскольку мальчик в данном случае именинник. То бишь, Карлсон изводил няню, шалил, устраивал бардак, беспризорничал, не вручил подарок Малышу в честь его дня рождения, ещё и торт его слопал. Как думаете?
На этом нотки капитализма не заканчиваются. Винни-Пух ходил в гости по утрам, чтобы поесть задаром. Ему хотелось отъесть яств в корчме, так называемых друзей. Далее, у нас следует Дядя Фёдор, который с Матроскиным заявили, что Шарика выгонят, если тот по хозяйству им помогать не будет.
Давайте вспомним цитату Дяди Фёдора: «Чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное, а у нас денег нет» – М-мм, капитализм.
А Матроскин, который хотел использовать коров, дабы торговать парным молоком и лгал о том, что его дядя работает на гуталиновой фабрике? Перед нами искусный манипулятор, хитрец с жилкой предпринимательства. Пёс по кличке Шарик хотел сфотографировать зайца и заполучить денежные средства со свежо-проявленных снимков с его фоторужья. А почтальон Печкин? Тот самый, намекающий на презенты, или когда он пил чай у них и уплетал одну конфету за другой? И ещё один факт, заметьте, что коровы и тот же Гаврюша не разговаривают, в отличие от Шарика и Матроскина. То бишь, пёс с котом говорящие, а коровы – нет? Отчего же так? Вы не задумывались об этом?
Но, кажись, я слегка отвлёкся.
Седьмая сказка. Место действие – Чернобыль. Парень ловит щуку, щука начинает с ним разговаривать, парень убегает от страха домой, ложится на печку, но тут и печка начинает двигаться и свободно перемещаться по квартире и за её пределами. Парень в панике, выбегает во двор к соседям, а там у Федоры – горе, вся посуда начинает уходить из её дома. Стоп... Что-то мне не по себе от таких маминых сказок.
Я начинаю понимать с каждым днём всё больше, что, например, каждая лягушка мнит из себя царевну, что если ты готовишь дома хлеб, он может убежать от тебя, что на самом деле это не просто гуси, а научный эксперимент по скрещиванию клеток разного вида птиц, и что это гуси-мутанты – лебеди. И тут меня перекрывает... и я оказываюсь в клинике душевнобольных, которая на какое-то время становится моим домом.
Я не знаю, как закончить эту статью, хочу лишь сказать: «Спасибо» моей любимой медсестре Ире Нейфельд за то, что она помогла мне в написании этой заметки. Надеюсь, она кому-нибудь принесёт пользу.
Тихо... Вы слышите эти шаги? Топ-топ-топ-топ, какая тяжёлая поступь, а это, наверняка, Илюша Муромец пришёл ко мне за деньгами на опохмел, не буду открывать. Нафаня-я-я!
Дай ещё секунду, и я найду нить беседы. Мама... Она была очень заботлива и нежна со мной, каждый вечер она готовила что-то вкусненькое, я особенно любил её фирменную картошку фри с мясным фаршем. В клинике я вспоминал её ужины и обеды, потому что, когда ешь перловку или тыквенный суп, от которого тянет блевать, хочется думать о хорошем и вкусном. После ужина, приготовленного мамой, она давала время, чтоб я поиграл, и потом укладывала меня спать, на ночь читала сказки, добрые советские сказки. Наверное, именно в этот момент я начал чувствовать первые признаки моей болезни.
Первая сказка, которую я услышал – это «Илья Муромец», история про парализованного мужика, который не просто лежал тридцать лет и три года, но и был, видимо, ещё и садомазохистом, потому что лежал на печи. Что странно – он так и не подрумянился за всё это время. И тут к нему приходят местные алкоголики, которые предлагают выпить «чудо-водицы». Он пьёт и выздоравливает. Теперь я понимаю, почему мой отец начал пить – он верил в историю про Илью-богатыря. Кстати, фраза «Третьим будешь?» появилась, когда к Илье Муромцу и Добрыне Никитичу зашёл «побухать» Алёша Попович.
Вторая сказка. Когда мама прочитала мне вторую сказку, я узнал уже тогда о том, что женщины бывают фригидными. Это, конечно же, «Снегурочка». Представляете, как жесток этот мир: если женщина – Снегурочка, то её сразу же в костёр (сказка была написана во времена инквизиции). Затем сказку переписали, и получилось «Морозко». Когда старый сексуально озабоченный дед пристаёт к молодой девушке и спрашивает: «Тепло ли, тебе, девица?», здесь чувствуется влияние инквизиции: «Тепло ли, тебе, красная?», т.е. девушку уже жгли на костре, но, видимо, не до конца.
Третья сказка – «Преступление и наказание» или по-другому – «Каша из топора». В первоначальном своём варианте сказка имела название «Каша из-за топора». Те, кто видел «раскольниковскую» бабушку после удара топором, знают, какая там была каша.
Четвёртая сказка – это «Три поросёнка». На самом деле, очень бытовая сказка, которая раскрывает нелёгкую жизнь приезжих в Москве. Имена поросят Ниф-ниф, Наф-наф, Нуф-нуф, имели первоначальный вид как Ашот, Вазген и Арслан. Они приехали, сняли квартиру и тут оборотень в погонах пришёл, регистрации нет, всё развалил и ушёл, а ведь не так давно этот оборотень сам приехал в Москву, поступил в школу милиции и раньше бегал за зайцами в наземном транспорте, крича им: «Ну, погоди!».
Пятая сказка. Нелёгкая жизнь бомжей, живущих в подвалах жилых домов, раскрылась мне в истории про «Домовёнка Кузю», который по шахте влезал в жилую квартиру с одной единственной целью – поесть что-нибудь. А когда наедался, сам звал свою жену «Нафаню», да, Нафаня была женщиной, просто из-за грязи и обросших волос было уже трудно понять пол этого существа. То, что Нафаня – женщина, выдаёт спицы и клубок у неё в руках. Она постоянно что-то вязала, чтобы потом продать и заработать хоть какие-то копейки. Рукодельница.
Шестая сказка. Тяжёлые роды. Что может быть ужаснее для девушки? А когда в образе девушки предстаёт волк, которому делают кесарево сечение, как в сказке «Красная шапочка», становится вообще не по себе. Но с другой стороны, кесарево сечение – это лучше, чем недоношенный ребёнок в истории «Мальчик с Пальчик». Но это всё ерунда по сравнению с живодёрством, которое представлено в рассказе «Сивка Бурка». Помнишь, когда Иван-дурак залезает коню в левое ухо, а из правого вылезает совсем другим человеком? Ну, конечно, совсем другим – весь в крови, в мясе, в общем, в частичках Сивки-бурки, ну не дурак ли Иван после этого?
Ещё что вспомнил. Заметьте, Карлсон дружил с мальчиком, чтобы на халяву поесть торт и варенье. Вспомните, как они играли в игру и он притворялся больным, заявляя, что его может вылечить нечто съестное, то бишь, вкусное малиновое варенье. И вообще, вас не смущает, что взрослый мужчина в самом расцвете сил с пропеллером в одном месте, заманивает несовершеннолетнего ребёнка, чтобы поиграть с ним на крыше его дома? М? А когда Карлсон прилетел к Малышу на его день рождения и в одну харю уплетал торт, который был куплен именно для Малыша, поскольку мальчик в данном случае именинник. То бишь, Карлсон изводил няню, шалил, устраивал бардак, беспризорничал, не вручил подарок Малышу в честь его дня рождения, ещё и торт его слопал. Как думаете?
На этом нотки капитализма не заканчиваются. Винни-Пух ходил в гости по утрам, чтобы поесть задаром. Ему хотелось отъесть яств в корчме, так называемых друзей. Далее, у нас следует Дядя Фёдор, который с Матроскиным заявили, что Шарика выгонят, если тот по хозяйству им помогать не будет.
Давайте вспомним цитату Дяди Фёдора: «Чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное, а у нас денег нет» – М-мм, капитализм.
А Матроскин, который хотел использовать коров, дабы торговать парным молоком и лгал о том, что его дядя работает на гуталиновой фабрике? Перед нами искусный манипулятор, хитрец с жилкой предпринимательства. Пёс по кличке Шарик хотел сфотографировать зайца и заполучить денежные средства со свежо-проявленных снимков с его фоторужья. А почтальон Печкин? Тот самый, намекающий на презенты, или когда он пил чай у них и уплетал одну конфету за другой? И ещё один факт, заметьте, что коровы и тот же Гаврюша не разговаривают, в отличие от Шарика и Матроскина. То бишь, пёс с котом говорящие, а коровы – нет? Отчего же так? Вы не задумывались об этом?
Но, кажись, я слегка отвлёкся.
Седьмая сказка. Место действие – Чернобыль. Парень ловит щуку, щука начинает с ним разговаривать, парень убегает от страха домой, ложится на печку, но тут и печка начинает двигаться и свободно перемещаться по квартире и за её пределами. Парень в панике, выбегает во двор к соседям, а там у Федоры – горе, вся посуда начинает уходить из её дома. Стоп... Что-то мне не по себе от таких маминых сказок.
Я начинаю понимать с каждым днём всё больше, что, например, каждая лягушка мнит из себя царевну, что если ты готовишь дома хлеб, он может убежать от тебя, что на самом деле это не просто гуси, а научный эксперимент по скрещиванию клеток разного вида птиц, и что это гуси-мутанты – лебеди. И тут меня перекрывает... и я оказываюсь в клинике душевнобольных, которая на какое-то время становится моим домом.
Я не знаю, как закончить эту статью, хочу лишь сказать: «Спасибо» моей любимой медсестре Ире Нейфельд за то, что она помогла мне в написании этой заметки. Надеюсь, она кому-нибудь принесёт пользу.
Тихо... Вы слышите эти шаги? Топ-топ-топ-топ, какая тяжёлая поступь, а это, наверняка, Илюша Муромец пришёл ко мне за деньгами на опохмел, не буду открывать. Нафаня-я-я!