Глубина

Что до меня, то я представлял оборотную сторону горячо любимого ею экстремального вида спорта, а именно, работал в реабилитационном центре для подводников. Слушая истории пациентов в телесных масках, старательно вылепленных леденящим ужасом, смешанным с панической нервозностью, на побелевших лицах и закрывая люк внушительной декомпрессионной камеры, я тысячекратно клялся себе держаться подальше от океана и прочих глубин, безгранично радуясь своей блёклой, но безопасной жизни вдобавок, отчего первый же диалог с Сарой о запредельном быстро перешёл в болезненно интересующую плоскость:
– А всё-таки, – начал я, – Как тебе не страшно? Полагаться на снаряжение и случай – безумие!

Она застенчиво улыбнулась моей скептической наивности, обнажающей тотальное непонимание специфики её деятельности.
– Знаешь, – ответила ныряльщица, проницательно догадываясь, что ничего я не знал, – Страх выдуман и не имеет отношения к действительности. Снаряжение – всего лишь форма, открывающая другой мир, а случай благоволит хорошо подготовленным и положительно расположенным.

Исчерпывающие фразы Сары, отзывающиеся раскатистым эхом в глубинных отделах магического мировоззрения, окончательно вынудили меня поверить в судьбу и фанатично убедить себя в том, что передо мной находится внешне и внутренне идеальный образ девушки, которую я непременно должен заполучить.

Однако она восприняла мою продолжительную паузу как недоверие и поспешила исправиться:
– Думай об этом предрасположенности: я с детства ныряю – меня родители научили...

И я подумал. Воспоминания вспыхнули огненным пламенем, пожирающим всё на своём пути со скоростью одного футбольного поля в секунду. Я вновь увидел отца, цепко держащего моё маленькое тело и заходящего в океанскую пучину по пояс под истерические крики матери, отчаянно боящейся большой неспокойной воды и всегда остающейся на берегу. Отец посмеялся: «В солёной не утонет!» перед тем, как отпустить руки и позволить мне, до последнего сопротивлявшемуся оглушительным визгом, неминуемо пойти к холодному тёмному дну. Нос и горло зажгло как от вдоха гари, глаза защипало будто от ожога – органы чувств не могли нормально функционировать, ведь неизвестная среда была такой мокрой, чужеродной, враждебной, грубо проникающей в самое нутро и заполняющей его острой солью, руки и ноги тяжелели, содрогаясь от беспорядочных волн – двигать ими не получалось, с каждым сантиметром погружения океан открывал мне новую сторону паралича до тех пор, пока последнее – сознание – не покинуло меня – я коснулся вязкого дна головой, в этот момент меня подняли на спасительную поверхность и вернули необходимый кислород. Из мутного омута флешбека я вынырнул по воле той, кто и запустила ужасный механизм – Сара забеспокоилась и принялась расспрашивать о случившемся. Не показывая своей слабости, я отразил невольное нападение:

– Почему ты занимаешься не сёрфингом?
– Не люблю поверхностный подход, – пожала плечами она, – Мне кажется, во всём нужно заходить как можно глубже, идти до самой сути, иначе ничего не будет иметь смысл. Так ведь?
Удовлетворившись моим сдержанным кивком, девушка продолжила:
– Тогда пойдём со мной нырять. Вот увидишь, ты победишь страх.

Я оказался распят между стремлением доказать ей, чего я стою на самом деле и мрачной фобией из прошлого, не причиняющей мне вреда до тех пор, пока я намеренно позволяю ей существовать. Упущение уникального шанса стало бы роковой ошибкой, но перед глазами опять возник злобный отцовский оскал, разбавленный безудержными материнскими рыданиями, а во рту – горько-солёный вкус океанской ненависти, дыхание резко перехватило – и решение приняло себя само. Сара звонко рассмеялась моему отказу весьма знакомым голосом, рассыпав остаточную тишину размышлений в прах. В конечном итоге я уяснил: от меня ей не нужна ни безусловная любовь, ни смятенное восхищение – ими она владела в пугающем избытке, аквалангистка, обручённая с океаном, лишь хотела принести стихии новую жертву для опасных игр, утянув за собой вниз – прямиком в водную пропасть. Теперь она ушла – ловить было нечего. В её глазах установился мёртвый штиль.

На следующий день я впервые увидел Сару в декомпрессионной палате, сердце оборвалось и заныло от нестерпимой душевной боли, вызванной полным разочарованием: вовсе она не безупречна – экстренно выплыл бы на поверхность, оставив пузырьки азота в лёгких и подвергнув себя риску кессонной болезни, только дилетант, о том, что моя прекрасная подводница не менее прекрасно это понимала, говорило её лицо: нездоровый цвет и несвободное от той же телесной маски выражение. Но, увидев меня, она выпрямилась и успокоилась, вернула облику его недоступное изящество, взглянула блестящими жемчужинами с унылым пренебрежением и при входе в камеру процедила сквозь белёсые зубы, не забыв саркастичной улыбки:
– Мне суждено спастись, а тебе – увы.

Через окно люка я следил за её грациозными движениями, выявляющими плавные изгибы спины, различал коралловые оттенки светлых волос, полутона синевы тонких рук и не справлялся с отчаянием от осмысления катастрофичности потери, я был слишком неистово одержим Сарой, слишком глубоко уверовал в нашу незримую связь, чтобы позволить явлению, от которого она ни за что не откажется, разлучить нас. Сознание густо затуманилось, рука инстинктивно потянулась вперёд, и я поддался – повернул ручку, сбросив давление и вызвав смешение азота в организме предмета своего слепого обожания с кислородом. За наносекунду она обернулась ко мне, в её глазах застыл тревожный испуг обречённого на смерть – так смотрят пассажиры падающего самолёта на проносящееся мимо них небо – она наверняка учила физику и развивала воображение для наглядного представления о семи атмосферах, падающих до одной. Её тело надулось рыбой-шаром и через микромиг взорвалось с негромким хлопком, несимметрично оторванные конечности и лопнувшие внутренние органы беспорядочно разметались в пространстве, заполнив его свежим жидким багрянцем.

Мне удалось уйти незамеченным. Без страха океана. Он принял меня так же, как в детстве, метко нанося скользкие удары волнами и терпко обжигая солью незажившие раны. На этот раз я зайду далеко.

-
Примечание автора: все произведения искусства и поп-культуры, где фигурирует взрыв в декомпрессионной камере, так или иначе опираются на реальное событие – инцидент на Byford Dolphin в 1983-ем году, но допускают элементы художественного вымысла.