Страшилка

Эту историю рассказал мне мой друг, далее с его слов.

Когда мне было 15 лет, мои родители решили, что нужно меня немного подлечить, так как я был повернут на компьютере и почти ни с кем не общался и не гулял. Отправили меня в загородный "санаторий" для душевнобольных, ну, по крайней мере, так считали мои родные.

Когда мы приехали в данное "заведение", мне не показалось оно каким-то жутким, здание было после недавнего ремонта снаружи, рядом расположилась небольшая постройка, из которой пахло жареным мясом, тогда мне и самому показалось, что эта больница - просто рай. Когда мы зашли вовнутрь, коридор "приемного покоя", в котором так же была комната для "свиданий", был "новым", как и само здание снаружи. Мы подошли к девушке, которая сидела за стойкой и мои родные попросили проводить нас к главному врачу, что девушка незамедлительно и сделала. Войдя в его кабинет, я не нашел ничего странного, хороший ремонт, красивая мебель, компьютер, большой сейф, шкафы с "делами" больных и т.д. Врач предложил нам присесть на красивые кожанные кресла и рассказать с чем мы пожаловали, мои родители объяснили в чем проблема и попросили врача о моем "санаторном отдыхе" на два месяца. Доктор спросил, есть ли у меня какие-нибудь пожелания, я ответил, что только одно, оставить мне телефон и сим-карту для переписок с друзьями, так как боялся тут от скуки помереть, врач хоть и уверил, что с ними не соскучишься, но согласился с моим условием и меня повели в мои "апартаменты", а родителям сказал, что через пару месяцев я буду как новенький, они могут не беспокоиться и смело езжать домой. Выйдя из кабинета и поднявшись на второй этаж, все и началось.

С детства я была сиротой. Родители мои умерли из-за того, что были алкоголиками. В приют я попала в свои пять.

В тот день дождь лил как из ведра. Я сидела на стульчике и смотрела в окно. Небо было серым, по стеклу стекали капли дождя. Дождь барабанил по крыше. Ко мне подошла Настя Ведьмина. Она посмотрела на меня и спросила:
- Ты готова?
- К чему? - оторопела я.
- К нашему побегу завтра. Об этом никто не узнает.
- Мне это не нужно. Да тем более где мы будем жить?
- Но, Люсь. Ты не хочешь отсюда сбежать? А жить мы будем у тети Инны. Она одинокая. Ей нужны друзья.
- Настя, с каждым годом ты становишься глупее. Ну какая тетя Инна? Она мне не нужна. Мне сейчас никто не нужен. Пойми ты, я ее не знаю. Я у кого попало не живу. Может, еще к бомжам из соседнего квартала пойдем?
- Нет. Я бомжей боюсь. Ну пойдем. Она добрая.
- Ладно. Надоела уже.

Когда я очнулась, я была в какой-то комнате, обклеенной подушками и была одета в смирительную рубашку. "Что произошло, где я?" - крутились в моей голове вопросы. "Если я в смирительной рубашке, значит я в психушке, но почему я тут нахожусь?" - задала я себе ещё один вопрос.
Память потихоньку начала возвращаться. Я вспоминаю, как изрезала КлокВорк осколком стекла, родителей не верящих мне и потом провал в памяти.
Я вспомнила всё, что было несколько дней назад, кроме того, что было после разговора с родителями.
Поток моих мыслей прерывает медсестра, зашедшая в комнату.
- О, наконец-то ты очнулась! Твои родители хотят поговорить с тобой, они подойдут к обеду, - говорит она - а что ты будешь на обед: макароны или суп? - спросила она.
- Суп, - ответила я и начала дальше думать о своём.
"Зачем они это сделали? Кто им дал право так со мной поступить?" - спрашивала я себя и становилась ещё злее, чем была до этого, я была готова разорвать в клочья любого, кто сейчас подошёл бы ко мне.
На глаза накатили слёзы печали, беспомощности и злобы.
Но надо выбираться отсюда и я откинула в сторону грустные и злящие меня мысли.

Я ничего не понимал. Только громкий звук сирены подсказывал, что сейчас лучше бежать вместе со всей толпой людей и спасать свою жизнь. Люди толкались, падали и кричали...

Внутренности каждый раз холодели, а в мозг словно плескали холодной водой, с каждым звуком проклятой сирены. В голове туман... Я забыл как меня зовут. Я не знал что вообще происходит... Но одно я знал точно...

Нечто страшное происходит здесь. При одном только виде толкающихся людей, инстинкты самосохранения выталкивали все ненужные мысли из головы, оставляя врождённые чувства любого животного - спастись! Любой ценной! Любыми жертвами! Ничего не выяснять, только спасаться!

Машина остановилась около ночного магазина, я сидел на заднем сиденье, между двух амбалов.
- Пойду возьму чё-то захавать, - сообщил один из них. И вышел из машины.
- Отпустите меня пожалуйста, - начал снова просить их. - Я ведь не сделал ничего плохого.
- Эх, малыш, думаешь мне это нравится? Ты оскорбил жену моего Шефа, и она лично распорядилась насчет тебя. Не надо было её матом крыть.
- Но она меня чуть не сбила на машине.
- Лучше бы сбила, ща бы ещё и денег получил, чтоб дело замяли. А если бы насмерть вмазала тебе, то всё равно умирать сегодня. От судьбы не уйдёшь.
- Но послушайте... - Меня прервал звонок телефона у того, с кем я беседовал.
- У аппарата. Нет, не хочу ничего. Андрюха, ты что, на одно полушарие туго соображаешь? Какая еда, нам этого ещё по пакетам фасовать надо. Дуй сюда бегом.

Я хочу рассказать вам о Даше, но начну с другого.

Кто я такой и почему решил вести дневник?
Я - Николай Поляков, врач-психиатр, никудышний врач-психиатр. Почти сразу после своего обучения и практики, по распределению я попал сюда, в психолого-неврологический интернат поселочка N.
Работаю здесь всю свою жизнь. Последние лет десять, может и больше, я лишь формально выполняю свои обязанности. Пациенты приходят к нам уже после обследования, с установленным диагнозом и даже показаниями. По сути они просто направляются к нам жить, лечения как такового здесь не проводится, они просто живут, а мы пытаемся держать их под контролем, в том числе и медикаментозно.
Я совершенно не годен к работе. Дело даже не в моей профессиональной несостоятельности, а в откровенном невыполнении мною своих обязанностей. За годы работы я остыл к профессии. Я даже не знаком с историями болезни своих подопечных, не говоря уже о знакомстве с ними самими.
Вот и с Дашей и ее делом, событиями ее жизни до поступления к нам, я не был знаком до прошлого понедельника. Познакомиться пришлось после того, как Даша пропала. О дальнейшем я и решил рассказать вам.

О необычном случае услышал в компании на дружеских посиделках. Причём, как положено, за рюмочкой зубровки и на свежем воздухе...

Рассказывал бывалый мужик в годах. Несмотря на возраст, все называли его просто Саня. Без отчества. Надо признать, его таланту рассказчика я даже позавидовал по-хорошему чуток. Куда там телевизионным юмористам всем вместе взятым. Сразу не догадался, а в конце очень сожалел, что не записал повествование на видео. Столько прикольных словесных оборотов Саня выдавал!..

В конце восьмидесятых, тогда ещё молодой парень, Саня загремел в лагерь. И совсем не пионерский. Попал в переплёт, как большинство первоходов, по глупости. Но отвечать пришлось по всей строгости закона. Получил семь лет и отправился этапом в одну из строгих колоний Ивдельского округа.
Где-то с год-два сидел спокойно и валил лес, как все. А потом с воли стали приходить плохие вести. Жена запила по-чёрному, совсем позабыв про воспитание их дочки-второклассницы. Родни близкой и надёжной у семьи не водилось, поэтому молодой папашка очень переживал за судьбу единственной и любимой кровиночки, находившейся вдали за полтыщи километров. Догадывался, что слабохарактерную жену нарочно спаивали корыстные люди, чаявшие таким образом лишить пьяницу родительских прав. А безнадзорное дитя отправить в детдом и прибрать к рукам освободившееся жильё.
Последней каплей стало письмо дочуры, всё закапанное слезами, в котором она просила папу поскорее возвращаться. И зэк, не находивший себе места последние два месяца, решился на побег. К тому времени примерным поведением он завоевал доверие у администрации. Часто попадал в наряды по столовой, в которых за колючку удавалось ненадолго отлучаться - выбрасывать на самостийную свалку в лесу накопившиеся отходы кухонного и прочего лагерного производства.

В детстве я всегда была лишней. Друзья, если их так можно назвать, давили на меня. Родители презирали, а бабушка угнетала. В основном, жизнь мне нравилась, но хотелось немного свободы, повидать дальние края, насладиться одиночеством, но спуску семья мне не давала. Хоть и родня любила меня по-своему, но эту любовь я не замечала. Я была неряхой и пронырой, вещи не берегла, мальчишеская жизнь, как говорила бабушка... Жизнь великолепна, если ты любишь конфликты и ругань. Я, будучи ребенком, сбегала из дому через окно или же через погреб. Смышленая была, да и к тому же вредная. И когда родилась моя маленькая сестра, которой сейчас в данное время тринадцать лет, я начала давить на нее. Конечно, не сразу, когда ей исполнилось четыре года, я тогда пошла по стопам семейства. В доме царил скандал, каждый божий день, конфликты ругань ссоры. Те мне говорили.
- Вот уж чудо, встать с дивана не может, приняла меня за служанку! Принеси воды, фу! - Говорила бабушка мне вслед.
- Да, тяжелый случай, ненавистный ребенок, ничего делать не заставишь. - Говорил, нахмурив брови, отец.
- Неряха, она и в Африке неряха. - поддакивал бабушке и косо смотрел на меня дедушка.
- Она даже пол подмести не может, вот уж напасть такая, и ведь что удивительно? Она не похожа на других детей! - говорила сквозь слезы мама.
- Пацан, по жизни па-цан! - Добавила бабушка.

Насколько человек побеждает страх, настолько он - человек.
(Томас Карлейль)

Я открыла глаза. Передо мной бегали медсестры в белых халатах, туда и сюда ходили врачи. Я попыталась сесть, но мне этого не удалось сделать и я вздохнула. Все тут же повернулись ко мне, а одна толстенькая медсестра взглянула в коридор и крикнула:
- Лада! Ваша сестра проснулась...
Тут же в проема двери показалась голова Лады. Я ужаснулась. Волосы Лады были взлохмаченные, глаза потускнели, а руки дрожали. Она бросилась ко мне, а я прохрипела:
- Оставьте нас, по... пожалуйста
Все кивнули и удалились. Только старый врач одними губами прошептал: "Недолго"... Я улыбнулась.

Из них лишь юнга - худощавый рыжий паренек лет 14-16, смотрел на меня с сочувствием.
В глазах остальных было злорадство. С меня стянули пальто. "Чтоб не сбежала" - подумала я.
Вдруг на меня снизошло озарение. Я поняла: эти люди мертвы. Все. Я не знаю, как я догадалась. Я просто это поняла. А еще я поняла, что если пробуду тут еще чуть-чуть, то тоже стану такой. У меня подкосились ноги, и я упала на колени.
- Прошу вас! - закричала я изо всех сил - У меня мама, папа! А как же друзья? - тут у меня началась истерика - Я... не... хочу... умирать! Мне... рано! Мама этого не переживет! Я знаю, у вас ведь тоже были семьи! А я ничего плохого не сделала! Я ни с кем ни попрощалась.
Мужчина в фуражке присел и посмотрел на меня. В его льдистых, холодных глазах промелькнуло что-то, похожее на сочувствие.
- Я понимаю, Настя. Ты права. У нас у всех были семьи. Были. Мамы, папы, друзья, братья или сестры. Ради них нас никто не пощадил. И тебя не пощадят. Никто не хотел умирать. Но все умерли. Не надо делать что-то плохое, чтобы умереть. Наоборот, все добрые, благородные и отзывчивые умирают первыми, а подонки остаются жить. Почему тебя пощадят, а нас нет? Анюта!