Он никогда не плакал при людях.
Не потому, что был холодным. Он просто знал, как это воспринимается. Мужчина, у которого дрожит подбородок, — не мужчина. Мужчина, у которого слезятся глаза, — слабак. А если у него срывается голос — это уже диагноз. Он выучил это ещё в детстве, на кухне, когда мать бросала в отца пепельницу и кричала: «Смотри, как твой сын смотрит! Ты хочешь, чтоб он стал таким же тряпкой, как ты?!»
Он сжимал кулаки. Он не плакал.
С тех пор он знал: держать. Всегда держать.
А потом появилась она.
Она была из тех, кто говорит: «Я за уязвимость», «Мне важна искренность», «Я не хочу токсичных мужиков». Она слушала. Обнимала. Она снимала тиктоки, где говорила: «Так здорово, когда мужчина может плакать. Я не выношу эту маску мужественности».
Он думал — вот она, та, которой можно. Та, перед которой можно быть собой. Без защиты.
Не потому, что был холодным. Он просто знал, как это воспринимается. Мужчина, у которого дрожит подбородок, — не мужчина. Мужчина, у которого слезятся глаза, — слабак. А если у него срывается голос — это уже диагноз. Он выучил это ещё в детстве, на кухне, когда мать бросала в отца пепельницу и кричала: «Смотри, как твой сын смотрит! Ты хочешь, чтоб он стал таким же тряпкой, как ты?!»
Он сжимал кулаки. Он не плакал.
С тех пор он знал: держать. Всегда держать.
А потом появилась она.
Она была из тех, кто говорит: «Я за уязвимость», «Мне важна искренность», «Я не хочу токсичных мужиков». Она слушала. Обнимала. Она снимала тиктоки, где говорила: «Так здорово, когда мужчина может плакать. Я не выношу эту маску мужественности».
Он думал — вот она, та, которой можно. Та, перед которой можно быть собой. Без защиты.
Категория: Страшные рассказы
Шиза правит миром!
Заикой остаться можно.
Мне нужны сильные и умные слуги.