Не проси помощи в темноте!
Думаю, сейчас я могу об этом рассказать. Прошло много лет с моего первого опыта общения с потусторонним и я свыкся с мыслью, что никто и никогда, как бы сильно он ни старался, не будет по-настоящему одинок. В любой момент рядом с тобой может быть кто-то, кто услышит тебя, когда, казалось бы, ты разговариваешь только с самим собой. Не важно, плачешь ли ты в темноте, причитая о своей горькой судьбе или смеешься собственной же шутке. Никто никогда не одинок. Поэтому прошу вас - думайте прежде, чем что-либо сказать просто так, в полной уверенности, что вас никто не слышит. И уж точно не стоит просить о помощи, когда тебя окружает лишь тьма.
Все началось, когда мне было 15 лет. Отец пил. Он был неплохим человеком, но когда доходило до больших количеств алкоголя, а тем более бесплатного, он не мог остановиться. Частенько устраивал "разгон" мне и матери. Я злился. Пару раз даже дрался с ним - я, малолетка в 55 килограммов весу и он - ростом под два метра, весом в два с половиной раза больше моего.
В один из таких вот паршивых дней отец вернулся поздно и в подпитии. Начал орать, грозиться, что сначала мать убьёт, потом меня. С кулаками лез, я стал отпор давать, получил оплеуху, а отец, кажется, успокоился. Испугался, что ли.
Стоя с распухшим синим ухом в своей тёмной комнате, я дрожащей рукой кое-как вынул учебники из серванта, положил их в портфель, бормоча себе под нос, как бы я расправился с собственным отцом, если бы был чуточку сильнее, если бы у меня была хоть какая-то помощь... Голова загудела, мысли спутались... Я отчётливо помню, что тьма, заполнявшая углы комнаты, будто бы угрюмо кивнула. Не было никакого чувства всепоглощающего ужаса, оно пришло гораздо позже. Я медленно отступил на шаг от серванта, как вдруг его стеклянная дверца рассыпалась на тысячи осколков размером с гречневое зернышко. Что-то как будто рвалось из моей спины наружу...
Все началось, когда мне было 15 лет. Отец пил. Он был неплохим человеком, но когда доходило до больших количеств алкоголя, а тем более бесплатного, он не мог остановиться. Частенько устраивал "разгон" мне и матери. Я злился. Пару раз даже дрался с ним - я, малолетка в 55 килограммов весу и он - ростом под два метра, весом в два с половиной раза больше моего.
В один из таких вот паршивых дней отец вернулся поздно и в подпитии. Начал орать, грозиться, что сначала мать убьёт, потом меня. С кулаками лез, я стал отпор давать, получил оплеуху, а отец, кажется, успокоился. Испугался, что ли.
Стоя с распухшим синим ухом в своей тёмной комнате, я дрожащей рукой кое-как вынул учебники из серванта, положил их в портфель, бормоча себе под нос, как бы я расправился с собственным отцом, если бы был чуточку сильнее, если бы у меня была хоть какая-то помощь... Голова загудела, мысли спутались... Я отчётливо помню, что тьма, заполнявшая углы комнаты, будто бы угрюмо кивнула. Не было никакого чувства всепоглощающего ужаса, оно пришло гораздо позже. Я медленно отступил на шаг от серванта, как вдруг его стеклянная дверца рассыпалась на тысячи осколков размером с гречневое зернышко. Что-то как будто рвалось из моей спины наружу...
И тут понял, что стою спиной к старому дореволюционному зеркалу, висящему на противоположной стене. Кожа будто натягивалась до предела чуть выше поясницы, я понимал, что что-то теряю, теряю навсегда и никогда не смогу вернуть. Но мне почему-то было всё равно. Комната закружилась - я обернулся. Из зеркала на меня смотрело бледное, лишенное глаз лицо. У него был рот, из-под тончайших губ выпирали тонкие, похожие на иглы, зубы. Оно знало, что я здесь и оно было будто чем-то опечалено. С той стороны зеркала показалась длинная ладонь такого же бледного цвета, как и лицо и прикоснулась к зеркалу с той стороны. Так обычно прощаются люди на вокзалах - один кладет ладонь с одной стороны стекла купе, другой - с другой, с перрона. Наваждение медленно исчезло. Я упал на ковер.
Меньше чем через полгода отец умер. Он мучился. Выгнивал изнутри. Из здорового, крепкого мужчины он превратился в бледный, дурно пахнущий комок кожи и костей. Мне было искренне жаль его, я хотел помочь, но не знал, как. Мать ночами просиживала в больнице, а я был предоставлен сам себе - стирал отцовские вещи, перемазанные несворачивающейся кровью, похожей на желе, смотрел телевизор, выключал свет и молил кого-нибудь - кого угодно - чтобы спасли отца.
В начале марта в один из таких моментов в соседней комнате завыл мой пёс. Протяжно так, заунывно. Я вошел в родительскую спальню, откуда слышался вой и попытался успокоить питомца. Пёс не унимался. Он выл, глядя в родительское зеркало...
Я обернулся - мой бледный безглазый "гость" стоял в тени в отражении. Он печально покачал похожей на яйцо головой и его плечи опустились. Затем он медленно, очень медленно кивнул и исчез. Через минут двадцать пришла заплаканная мать. Отец умер. Услуга была оказана.
В следующий раз это случилось, когда мне тогда было 20 лет. История с отцом забылась и теперь казалась просто страшным совпадением. Я был гуманитарием, что называется, до мозга костей - ещё в школе не успевал по точным наукам просто катастрофически. Но в то странное для меня время я заканчивал институт, писал дипломную работу по истории английского языка, где-то подрабатывал, хотел после защиты диплома организовать семью. Не сложилось.
Всё началось с того, что однажды я заподозрил, что моя девушка мне изменяет. И всё бы ничего, но так оно и было. Опущу подробности того, как мы расстались. Я остро переживал этот момент. Гуманитарий, он и в Африке гуманитарий. В бессильной злобе уничтожил все её подарки, которые можно было уничтожить, сжёг совместные фото, а сочиненные когда-то в мальчишеском порыве стихотворения забросил в дальний угол. Пропал сон, аппетит - ну, в общем, как это обычно бывает.
Я жаловался друзьям, заводил случайные знакомства с девушками, начал прикладываться к бутылке. Ничего не помогало. Ложась в постель, я не мог уснуть. Смотрел в потолок, бывало, даже плакал от досады, разговаривал сам с собой. Доведенный до отчаяния, я в истерике шептал: "Помоги мне".
И он вернулся, чтобы помочь. Я снова стоял спиной к зеркалу и почувствовал то же ощущение натянутой чуть повыше поясницы кожи. Обернувшись, я снова увидел безглазого: он протягивал ко мне руки, будто пытаясь выдернуть меня из этого мира в свой, где всё в разы спокойней. Я невольно положил руку на зеркало и почувствовал, как будто не меня тащат куда-то, а я тащу кого-то на свою сторону. Я потерял сознание. Он сожрал мои чувства. Жизнь изменилась.
С того дня он иногда говорит со мной. На моей спине появились шрамы, как будто её каждую ночь прокалывают десятками иголок. Я стал чаще говорить в темноте, стал флегматичнее. Краем глаза я часто замечаю, что моё отражение будто смотрит на меня, когда я отвожу глаза и улыбается как-то неуловимо отвратительно - словно сбежавший из тюрьмы заключенный, который наслаждается свободой, но осознаёт, что его скоро поймают и непременно казнят.
Почему я всё это пишу? Сегодня я заметил, что когда в моих зрачках отражается зеркало, именно в этом отражении я вижу всё то же безглазое лицо. Маленькое белесое пятнышко в отражении отражения. Я почему-то знаю, что он хочет покоя, но понимаю, что не может успокоиться, пока я жив. У нас с ним договор, который я скрепил тогда, перед смертью отца и я обязан чтить его условия, которых не знаю. Мне не страшно, в том смысле, что за себя я спокоен. Он не тронет меня. Но те, кто рано или поздно придут за ним - другой вопрос. Их я боюсь. И он боится.
Не проси о помощи в пустой, тёмной комнате. Никогда.
Меньше чем через полгода отец умер. Он мучился. Выгнивал изнутри. Из здорового, крепкого мужчины он превратился в бледный, дурно пахнущий комок кожи и костей. Мне было искренне жаль его, я хотел помочь, но не знал, как. Мать ночами просиживала в больнице, а я был предоставлен сам себе - стирал отцовские вещи, перемазанные несворачивающейся кровью, похожей на желе, смотрел телевизор, выключал свет и молил кого-нибудь - кого угодно - чтобы спасли отца.
В начале марта в один из таких моментов в соседней комнате завыл мой пёс. Протяжно так, заунывно. Я вошел в родительскую спальню, откуда слышался вой и попытался успокоить питомца. Пёс не унимался. Он выл, глядя в родительское зеркало...
Я обернулся - мой бледный безглазый "гость" стоял в тени в отражении. Он печально покачал похожей на яйцо головой и его плечи опустились. Затем он медленно, очень медленно кивнул и исчез. Через минут двадцать пришла заплаканная мать. Отец умер. Услуга была оказана.
В следующий раз это случилось, когда мне тогда было 20 лет. История с отцом забылась и теперь казалась просто страшным совпадением. Я был гуманитарием, что называется, до мозга костей - ещё в школе не успевал по точным наукам просто катастрофически. Но в то странное для меня время я заканчивал институт, писал дипломную работу по истории английского языка, где-то подрабатывал, хотел после защиты диплома организовать семью. Не сложилось.
Всё началось с того, что однажды я заподозрил, что моя девушка мне изменяет. И всё бы ничего, но так оно и было. Опущу подробности того, как мы расстались. Я остро переживал этот момент. Гуманитарий, он и в Африке гуманитарий. В бессильной злобе уничтожил все её подарки, которые можно было уничтожить, сжёг совместные фото, а сочиненные когда-то в мальчишеском порыве стихотворения забросил в дальний угол. Пропал сон, аппетит - ну, в общем, как это обычно бывает.
Я жаловался друзьям, заводил случайные знакомства с девушками, начал прикладываться к бутылке. Ничего не помогало. Ложась в постель, я не мог уснуть. Смотрел в потолок, бывало, даже плакал от досады, разговаривал сам с собой. Доведенный до отчаяния, я в истерике шептал: "Помоги мне".
И он вернулся, чтобы помочь. Я снова стоял спиной к зеркалу и почувствовал то же ощущение натянутой чуть повыше поясницы кожи. Обернувшись, я снова увидел безглазого: он протягивал ко мне руки, будто пытаясь выдернуть меня из этого мира в свой, где всё в разы спокойней. Я невольно положил руку на зеркало и почувствовал, как будто не меня тащат куда-то, а я тащу кого-то на свою сторону. Я потерял сознание. Он сожрал мои чувства. Жизнь изменилась.
С того дня он иногда говорит со мной. На моей спине появились шрамы, как будто её каждую ночь прокалывают десятками иголок. Я стал чаще говорить в темноте, стал флегматичнее. Краем глаза я часто замечаю, что моё отражение будто смотрит на меня, когда я отвожу глаза и улыбается как-то неуловимо отвратительно - словно сбежавший из тюрьмы заключенный, который наслаждается свободой, но осознаёт, что его скоро поймают и непременно казнят.
Почему я всё это пишу? Сегодня я заметил, что когда в моих зрачках отражается зеркало, именно в этом отражении я вижу всё то же безглазое лицо. Маленькое белесое пятнышко в отражении отражения. Я почему-то знаю, что он хочет покоя, но понимаю, что не может успокоиться, пока я жив. У нас с ним договор, который я скрепил тогда, перед смертью отца и я обязан чтить его условия, которых не знаю. Мне не страшно, в том смысле, что за себя я спокоен. Он не тронет меня. Но те, кто рано или поздно придут за ним - другой вопрос. Их я боюсь. И он боится.
Не проси о помощи в пустой, тёмной комнате. Никогда.
(голосов: 17)
Категория: Мистические истории
