Интерны

— Зрелище гадкое и до крайности неприятное. — Констатировал сидящий и тут же спросил. — Что по нашей тематике в жалобе?
— Якобы медперсонал сбывает сильнодействующие препараты, учёт не ведётся и всё такое прочее, товарищ полковник.
— Срок ответа по этой жалобе 10 суток. — Сказал полковник. — Сам Виктор Иванович наблюдает за ходом проверки. Соображаешь, Смелов?
— Разрешите вопрос?
— Да хоть десять. Что там у тебя?
— А как так получилось, что мы не знали, что у центральной райбольницы есть такое отделение?
— Ты меня спрашиваешь? У опера первоочерёдная обязанность – знать, что на его земле творится. Если ты так и дальше работать намерен, то НСС (неполное служебное соответствие) не за горами. Я за вас всех отдуваться не намерен, у меня оперативный район величиной с Францию, а ты тут с больницей вшивой разобраться не можешь.
— И всё-таки, товарищ полковник, где информацию-то по ней рыть? Ну, в смысле, по заведению этому чудесному. То, что в «сопроводе» и в пояснительной записке указано — я изучил, тут всё ясно. А вот откуда такое свалилось и как это про него никто не знал?
Полковник выразительно посмотрел на Смелова, обвёл глазами стены и потолок, потом опять посмотрел. Смелов понимающе кивнул.
— Иди пока, через пятнадцать минут на старом месте встречаемся. Всё, иди.

Через пятнадцать минут они общались в маленьком полутёмном кафе неподалёку от Управления. Здесь, в этом неприметном заведении, решались сложные вопросы по типу тех, что не терпят посторонних ушей и сводят к минимуму возможности записи разговора.
— Гадство это находится на самой границе Прионежского и Соломенского районов. — Говорил полковник. — У них там даже участкового нет. Если бы Сухопольский (он имел в виду нового главу ГУВД) не провёл горизонтальную ротацию кадров, то никто так бы и не пронюхал об этой богадельне. Своего рода чёрная дыра.
— А кому она принадлежала раньше? — Спросил Смелов. — Какому ведомству?
— Изначально, ещё при Советской власти, это учреждение было в ведении ГУИН, ну или как там именовалось после ГУЛАГа. Там содержались одинокие инвалиды, освободившиеся из мест заключения или получившие неизлечимые увечья в условиях колонии. Тоже одинокие. Эдакий дом престарелых для урок, которым ехать некуда, и их никто из родственников себе на шею сажать не хочет.
— А сейчас?
— Сейчас, в условиях оголтелого рынка, учреждение передано в ведение Росздрава и поставлено на баланс ЦРБ Прионежского района, но те, в связи с реорганизацией в окружной медицинский центр, попытались спихнуть это в Соломенский район, так как граница проходит по речке, а выступ берега с этим дурдомом пересекает пограничную ось и фактически находится на территории соседнего района. Смекаешь?
— Ну да, а зачем отбрыкиваются-то?
— Подумай.
— Слишком много неясного. Не знаю.
— Слишком криминально, слишком... Тем более перед выборами. Никому не выгодно держать у себя такую бомбу. Она, бомба эта, если рванёт — то всех вокруг говном заляпает. Да так, что не одна голова с плеч слетит. Материал твой — первый звоночек.
— А чего криминального в богадельне для старых зеков?
Полковник приблизил лицо через столик и взглянул в глаза Смелову. Глаза смотрели холодно и прямо.
— Ты представляешь, какое количество квартир прошло через эту, как ты величаешь, богадельню?
Смелов неопределённо хмыкнул и вопросительно смотрел на начальника, ожидая дальнейшего развития мысли. Тот продолжил.
— Зек возвращается домой, а сейчас уже не то время, когда выписывали в никуда. Возвращается по месту регистрации, откуда взяли то есть. Приватизация опять же была у некоторых, наследство там. А домами и не своим имуществом чужие люди обжились. Землица у нас в районе, сам понимаешь, не из дешёвых. Нужен он там? Нет, не нужен. Люди платят деньги и данный товарищ, особенно если других родственников у него нет, помещается в интернат с обострением психического заболевания. Разумеется, обратно он уже не выходит. — Полковник замолчал, что-то обдумывая. Смелов понимающе покачал головой:
— Ну понятно, дальше доверенности, тройная продажа, и землица уходит в сторону моря — так?
— Уловил. Только такая схема могла существовать исключительно в тени. Ты же понимаешь, что и не только уголовники попадали в подобные заведения. И стоила эта услуга 10 тысяч долларов по-старому. Денег дал и проблема забыта. И вот теперь — главное. Земли под застройку получили не самые последние люди. Без глав администрации и начальников того же ОВД никак не обошлось, так?
— Ну, так...
— Ну так вот тебе и задачка с пропорциями. Сколько участков и в каком году поменяло собственников и сколько пациентов скончалось, переуступив право собственности? За конкретный период? Какие ещё условия могут быть в этом уравнении? Списки. Они ведь никуда не деваются? А ведь наверняка остались ещё в живых те, у которых земля в «стадии отжатия»?
— Да, товарищ полковник, списки ФРС ведь дублируются. Да и пациентов поимённо ведут, а фамилии в архиве, тем более умершие в системе здравоохранения. Покопаться можно, но только кто этим займётся?
— Уже занялись, дурачок. Извини, конечно. Уже занялись и занялись плотно. Началось плотное перемещение сил и средств. Выборы — шмыборы. Кто кого. И делается это чужими руками.
Полковник оглянулся и вновь приблизил лицо вплотную к Смелову:
— И в данном случае — нашими.
— Ну, с нас мало спросу. Специфика больно узкая, где мы и где земля.
— Ты специально придуриваешься?
— Да нет. Я правда плохо догоняю, какая у нас роль.
— Роль в дурке этой у нас в виде рупора. Не отработать по этой теме мы не можем. Так? Ответ будет на Москву, мол, не наша специфика и ё-моё. Так? И раз не наша специфика, то чья?
— Ну ОБЭП там... Менты всякие из ОРЧ.
— А кто определяет у какой службы какая компетенция?
— Прокуратура, видимо.
— Так вот, если вот такая параша творилась на земле и без «тяжёлых» ментов тут обойтись не могло, а ментов никто за жопу не взял, был ли в курсе прокурор?
— Вполне вероятно.
— А если ментов поскидывали и вслед за ними прокурор ушёл, то похоже это на многоходовую комбинацию по переделу сфер влияния в районе?
— Ну мне так далеко не видно... Вероятно, будут подбивать под себя этот интернат, чтобы самим бабло качать, да?
— Дурак ты, и сидеть тебе в старлеях до седых мудей. На кой чёрт им твоя дурацкая лечебница нужна, если впереди перспективы прижать кучу народу информацией о криминальной собственности? Решения по развитию района, земля, целевое назначение, потоки федеральных денег на развитие региона. Зачем покупать землю и переводить её, если можно купить тех, кто это тебе по первому свистку сам всё будет делать.
— Так, а мы-то здесь причём?!
— Подставляемся мы первые, вот причём. Ты представь самый худший сценарий, а-ля 37 год... Когда мы первыми пролезем по свистульке, которую замылить никак «нэ можно», то мы создадим материал. Из видеоролика и жалобы какого-то чудака получается дело с номером. Ну, чё, мне тебя учить, что ли? Материал отказной. Его, как пить дать, на доппроверку пришлют, да ещё копия, наверняка, в прокуратуре. А прокурор новый.
— Вы думаете, что как поднимется волна — начнут зачищать?
— Уверен. На все стопроц уверен. Сначала покопают пациентов, а потом заминая вопрос такой тяжести начнут подчищать и материалы, и тех, кто их ведёт. И в этой теме все пытаются быть умными. И главврачи отпихивающиеся, и менты отбояривающиеся от этого места как не знаю кто, и прокурор новый. Все умные, но глупой остаётся — одна дежурная филейная часть в виде тех, кто первый прокукарекает о происходящем и запустит весь механизм этого снежного кома.
— Мои действия?
Полковник достал из нагрудного кармана блокнот и ручку, задумался на пару секунд, что-то написал. Протянул Смелову. Тот прочитал: «Маша, материал на платье настолько плохой, что из него то, что ты хочешь сшить — не получается. Попроси купить кого-то другого, а то у меня в районе ничего подходящего нет».
Помолчав, полковник, подражая герою фильма, с хрипотцой сказал:
— «А на словах велел передать, что если спецсубъект в теме, то нехай этим другая доблестная спецслужба занимается. А раз она там заниматься будет, то иным службам там делать нечаго. Усёк?».
— Я почти всё понял, товарищ полковник. Детали подкорректируете мне?
— Позже. Иди думай. Знакомься с фактурой.

Фактура была тухлая. Первичное обращение пришло в Москву по электронной почте. Вслед за этим анонимным обращением прислали несколько фотографий и наконец, компьютерный диск с видеороликом. Куча ответственных начальников с задумчивым видом просмотрели содержимое, отписали по команде, и вот, наконец, в Управлении по одному серому городу материал дошёл до исполнителя. Звезда нашла героя. Смелов вздохнул, взял картонные корки с надписью «подборка оперативных материалов» и накорябал карандашом слово «Интерны». На иное фантазии не хватило, интернат — значит «Интерны». Он уже исчерпал все резервы наименований, и последнее его ноу-хау было называть дела фамилиями немецких военачальников, по типу, «Иодль», «Кейтель». В прошлом году из хулиганских побуждений он назвал одно из дел «Апож», сперва прокатило, а потом кто-то из наблюдательных проверяющих умудрился прочитать слово наоборот и был небольшой «гоп со смыком». Повторять пройденное желания не было. Не будем утомлять читателя скучными процедурами подготовки и сбора информации, одно скажем точно. Даже не одно и не точно, а много и неточно, но для красоты повествования. Выяснилось. Инициатором того, что информация пошла в разработку, был сотрудник одной небольшой спецслужбы. Таким образом, он сводил счёты подающим надежды бывшим преступным авторитетом, а ныне главой администрации одного из муниципальных образований. Судьба данного персонажа имела как череду взлётов с назначениями, так и чередой неудач с посадкой в «кресты». Без него в районе не происходило ничего значительного, даже губернатор области первым встречался с «муниципалом», а уже потом с главой администрации района. Понимающим это говорило о многом. Самому спецслужбисту организовать «накат» в законном порядке не хватало толщины кишок, а может просто фактуры не хватило, и поэтому он поступил по старому принципу — «Хотя бы наплевать». Задуматься о том, сколько людей будут испачканы, и какое количество времени пройдёт до момента, когда его высчитают — в голову как-то не пришло. Уже было установлено, что этим электронным адресом пользовался гражданин Земов, проходящий по учётам как агент с милой кличкой «Геша», он же и был тем охранником снявшим злополучный ролик. Так анонимное обращение обрело своего автора, а из-за мути и пыли показались остренькие ушки инициатора. Так в картонных корках появились клички двух основных фигурантов – «Геша» и его куратор – «спецсубъект — «Альбертыч». По предварительной информации стало ясно, что оба они являются матёрыми аферистами, к тому же «Геша» болен наследственным заболеванием и является «крипторхом», т.е. «однояйцевым неопущенцем», и это оставшееся яйцо в брюшине давило на внутренние органы заставляя обостряться психическое заболевание. Это уже страшный косяк, т.к. по требованиям всех приказов вербовать психически больных запрещено, да и ещё состоять с ними в любовной или тупо в интимной связи. Завербован был «Геша», и рассказал про это своим приятелям, уже когда работал охранником в интернате. Из-за нереализованных сексуальных потребностей он был крайне агрессивен и жесток по отношению к пациентам, но это лишь с его слов. По другим данным, одна из серьёзных сделок провалилась с крахом пополам, а последующие офёрты не приносили должного успеха. Из-за свалившихся неудач становился всё злее, походя на того самого слюнявого бульдога, со сплюснутой мордой, словно по ней сковородкой дали. Правда, пациенты тоже были не сахар, и многие из них отсидели в тюрьмах большую часть жизни, но издеваться над ними «Геша» не имел никакого права. К тому же «Геша» пытался «крутить своё кино» и несколько раз со своими коллегами участвовал в устранении парочки маргиналов-собственников земельного участка. Деньги шальные и лёгкие. На этом эпизоде он и проговорился по пьяни, а, как известно, в деревнях все всех знают и больше всех все знает оперуполномоченный. Немного придётся для характеристики личности остановиться на нелицеприятных моментах, но читатель должен знать причины и мотивы поведения описываемых персонажей. Можно много и некрасиво рассказывать о том, что воспаление яйца в брюшине привело «Гешу» к импотенции и как мужчина он стал несостоятелен очень рано, практически подростком, а для занятий любовью в пассивной роли (увы, удел всех подобных «Геше») ему было необходимо делать хирургическую операцию. Этого он боялся панически, но расположение его кишок из-за опухоли было нарушено и при введении догадок, или хотя бы малейших попыток вывести на чистую воду — «Геша» испытывал чудовищные боли. Скорее всего, страх таки накрывал с головой, ещё и на пьяную голову. Соответственно «Геша» мог и нашёл для себя только те виды реализации, на которые был способен, — садизм, жестокие извращения, копрофагия (прости, Господи) и прочее. Психологический портрет был составлен специалистом экспертно-криминалистического центра Управления и занял своё место в материале. Далее подобные моменты были установлены и по «остроухому Альбертычу» и так как принять на службу с подобными отклонениями его не могли бы ещё на профотборе, было вынесено предположение, что у «Альбертыча» либо обострение произошло во время службы, либо у него в службе есть высокие покровители, из так называемого «голубого лобби», которые его, возможно, и растлили. Как вы поняли, они оба подвергались насилию и растлению, что на них сильно повлияло, оставив свой отпечаток на всю грешную жизнь. Далее было установлено, что материалов разработки богадельни в их службе нет, и занимался наш «остроухий» типичной «робингудовщиной», с лёгким вкраплением попытки, что-то урвать для себя. В данной задачке появлялись новые условия, и как-то сам собой вырисовывался новый вариант решения. Описывать варианты — это не наш метод, но конец один — конец и «Геше» и его старшему товарищу-извращенцу.

После подбора материалов был выезд на место, знакомство с главврачами и представителями контролирующих организаций. Разумеется, совместная пьянка и доверительный обмен некоторыми секретами, о которых никто посторонним не говорит, катание на катере, баня. После повторной жалобы, которую предвидел хитрый полковник, был ещё один выезд и уже в составе комиссии. Были и «Альбертычевы» начальники и прокурор района. И, как водится, уже состоялся совместный выезд на охоту. Многие вещи, о которых не говорят, стали ясны и понятны, несколько эпизодов из этого неформального общения имеет смысл довести до читателя. Дело в том, что в случае нападения пациентами интерната на сотрудников учреждения, а так же в случаях насилия с применением оружия, и масштабной порчи имущества в случаях неповиновения, — охрана в показательных целях устраивала «Реквием по мечте». Если кто-то из вас смотрел этот чудесный фильм, то помнит эпизод с орущей от возбуждения толпой вокруг подиума, на котором два лишённых человеческого облика существа выполняли сексуальные прихоти. Так же было и с главными зачинщиками беспорядков, только в виде подиума выступала сцена актового зала с головой Ленина на стене. На этой сцене на разложенных гимнастических матах и упражнялись по команде охранников виновники нападений на персонал. Упражнялись в сексуальных позициях и нелепых ужимках под крики из зала. В зале сидели практически все сотрудники не занятые на дежурстве, пациенты из хозобслуги, и в центре в качестве приглашённых гостей сидела комиссия. По другим данным, это всё было прикрытием и выдумкой, поскольку делались ставки и в зале на самом деле проводились бои, но дрались старенькие пациенты под сильнодействующими лекарственными препаратами. В ходе так называемой программы провинившиеся урки, и так по сути своей калеки, хлестали друг друга шнурами от электрочайников, давая друг другу по «двадцать пять горячих» и дрались на приз заведующего отделением на полотенцах свёрнутых «морковкой». Призом были таблетки «циклодола». Для интриги охранник показывал две одинаковые коробочки победителю и спрашивал — «Какую?». В случае ошибки вместо «циклодола» ему под общий хохот передавались безобидные витамины «ундевит». На ухо Смелову шепнул старший охраны, — «Сейчас гвоздь программы — «Реквием по мечте»...
— Это как? — Спросил Смелов.
— Два ублюдка, которые ножом порезали старшую медсестру Маргариту Павловну и попытались поджечь себя в палате по пьяному делу. Сейчас они, чтоб другим неповадно было, будут изображать персонажей фильма.
Заиграла музыка, приглушили свет, и луч освещения направили на сцену. Было видно, что процедура просмотра отработана до мелочей. На сцену озираясь выскочил жирный человек, ещё не старый, пригибающийся под ударами дубинок.
«Первый!» — Крикнули из зала и засвистели.
— Это тот самый Жилин. — Сказал прокурору заведующий отделением, полковник медслужбы в отставке, — бывший рецидивист по кличке «Желе». Признан невменяемым по причине психической невменяемости. Неадекватный и злой подонок. Чтобы не работать на зоне и поддержать свой авторитет ложился на больничку под самыми разнообразными предлогами. Из его ноу-хау по причинению себе вреда можно небольшую брошюру написать.
— Например? — Спросил прокурор заинтересованно.
— Да засовывал себе в гудок мешочек крупы с привязанной верёвкой, мочил, мешок разбухал. И кто-то из доверенных лиц за эту верёвку дергал посильнее. Кишка прямая выворачивалась наружу и его с таким «курдюком» госпитализировали на пару месяцев. Операция по вправлению кишки несложная, но работать не мог.
— А гудок - это что? — Спросила представительница межведомственного штаба по организации взаимодействия между правоохранительными структурами. Стареющая крашенная бабёнка лет 45-ти.
— Ну, как вам сказать... — Протянул рядом сидящий оперативник райотдела. — Пятая точка, в общем, это...
— А-аааа. А где второй? — Громко спросил главврач отделения.
— Где этот второй упырь?
— А кто второй? Тоже рецидивист? — Спросил помощник прокурора.
— Занятный такой старичуля, педофил в прошлом. Дядя Саша. Был тихим таким неконфликтным старичком, и на тебе... Сорвался. Вели на сцену второго. Кто-то крикнул – «А вот и второй!». И смеясь кто-то ответил ему — «Александр второй!».
Охранник что-то сказал выведенным на сцену и поставленным друг перед другом на колени участникам представления, и они мелко и угрюмо закивали головами. Жирный человек сперва было вскочил с колен, но свалился набок и выгнулся в дугу под ударами ботинок. Смелов ожидал увидеть драку или что-то подобное, но вместо этого он увидел такое... Это такое заключалось в том, что оба персонажа по очереди насиловали друг друга резиновой дубинкой, избивали, били ею друг друга не понарошку, а чуть ли не насмерть, так ещё и кидались, как бешеные псы, дубасили друг друга дубинками без перерыва, словно у них, самое ни на то, бешенство. У Смелова от такого зрелища аж брови на затылок полезли. Зал задыхался от хохота, и в перерывах между его раскатами кто-то командовал что им делать дальше. Кто-то крикнул — «Башкой к башке, дружба врозь!». И Александр Второй встав на четвереньки, залился громким лаем и достал откуда-то резиновый ПР-79, то же самое, повернувшись к нему спиной, проделал и Желе, очутившись напротив. Как достали свои орудия — ринулись в бой. В какой-то момент забылись и устроили бои без правил. Пол и сцена в крови, чёткие багровые полосы оставались на трапеции, кусались, по голове друг друга били, а после и вовсе начали друг другу почки отбивать. Вот это UFC! Подустав, они медлили двигаться, и хоть было видно, что процедура для них не в новинку, но судороги мучительной боли пробегали по их лицам. Один из охранников сильно ударил Желе по отвислому прыщавому заду и тот, взвыв, начал поступательные движения. Вслед за ним начал двигаться и безобидный в прошлом старичуля Александр Второй, однако хук справа не удался, выдохся. В зале все были в восторге. Смелов подумал:
— «Жаль, тут нет длинноязыкого «Геши», — стукача со своим куратором остроухим. Вот бы потеха была...».
Думалось, что самое место вот тут на сцене для этих дебилов, из-за которых он уже полтора месяца пишет ненужные никому бумажки-отписки и жжёт свой собственный бензин по поездкам в 180 км в один конец. Он вышел в коридор и начал смотреть в окно на реку Порхов, тяжело и неторопливо нёсшую свои воды. Романтики особой нет, река как река.
— У вас не найдётся закурить? — Раздалось почти под ухом.
— Извините, не курю.
Спохватившись и вспомнив где он, обернулся и оглядел спрашивающего. Спрашивающий был опрятным стариком в выстиранной больничной одежде, но с накинутым поверх неё не застёгнутым чёрным ватником. Зубов у него не было, и поэтому слова с твёрдыми гласными искажались и шепелявились.
— Кто? — Угрюмо спросил Смелов.
Старик привычно назвал свою фамилию, имя со списком статей за которые был осуждён и к какому сроку наказания приговорён. Вот что значит выучка, ведь много лет прошло, как этот вернулся из колонии и осел здесь. В связи с тем, что автору надо убегать, и он ужасно устал, а послать свой бред очень хочется, то вкратце сообщу, что дед этот никто иной как дедушка знаменитого битцевского маньяка и тоже любил убивать молотком. Только внучок убивал всех без разбору, а дедушка валил только выродков и негодяев. Старательно при этом заметал следы, и потому избежал смертной казни и пожизненного заключения. Оттянул два срока по пятнашке, свёл счёты с обидчиками. Наказал, по его мнению виновных и насадив, таким образом, свою мораль и отталкиваясь от старых зоновских понятий оказался тут. Так же как и у внука, у него стосковались руки по молотку, и он в ходе длинной беседы со Смеловым пояснил, что подобные Александру Второму и Желейке жить не должны. Не должны люди, которые в силу своего авторитета в прошлом и диктовавшие свои условия порядочным зекам, на старости вот так дубасить друг другу гудки на потеху окружающим. Потому, если сами себя не убили — значит слишком цепляются за жизнь и позорят честь воровской идеи. И им надо помочь. На что Смелов сходил в машину, достал из багажника набор из магазина «Икея», куда кроме всего остального входит и чудесный молоток, и подарил деду со словами:
— «Держи, отец! Верю, ждёт тебя удача на твоём нелёгком последнем пути, но посадить тебя уже в силу возраста не посадят, а дальше чем сюда — не зашлют».
И как-то тёмной ночью дедушка молоток в ход пустил. Остроухого Альбертыча высчитали, отдали под служебную проверку, а затем и под суд. Доказали, что злоупотреблял тем-то и тем-то, отмывал нажитые преступным путём доходы от зажабленных земельных участков, и свой поступок мотивировал, что на одном из эпизодов пересёкся с вышеупомянутым «муниципальщиком». Жадность не давала покоя, и он решил разделаться за упущенную сделку вот таким образом, попутно разгласив гостайну и погрязши в коррупционных связях. Сесть не сел, но без пенсии вылетел на улицу. Материал забрала к себе другая структура и брызги дерьма не коснулись смеловской службы, ну разве самую малость.
«Гешу» — извращенца-афериста, как расшифрованного агента, со связи сняли, а потом его кто-то тихонько зарезал на берегу речки во время рыбалки. Как знать. За длинный ли язык, или кто-то из коллег по преступному цеху — уже неважно. А интернат как стоял, так и стоит. Только жалоб уже никто не пишет.

Основано на реальных событиях.