Морозными вечерами, подле огня, за кружками горячего эля, памятливые старики вдыхают жизнь в трупы древних преданий. Одну из таких "воскресший" историй давеча услышал и я. Мне поведал её Якоб Перссон, хозяин деревенского трактира, в котором непроглядная вьюга вынудила меня спешно искать ночлега. С виду угрюмый белобородый старец, Перссон оказался самым радушным человеком из всех, у кого я когда-либо привечался. Увидев на пороге продрогшего до костей странника, он тут же усадил меня к огню и приказал принести еды и питья, и позаботится о моей лошади. Народу в трактире было немного. Вскоре все разбрелись по своим постелям, а Перссон, опустился в кресло подле меня.
– Куда держите путь? - спросил он, кутаясь в потертую овчину.
– В Хальмстад.
– И верно, думали ехать через лес?
Я кивнул.
– Это самая короткая дорога, но боюсь после такой метели в одиночку мне там несдобровать.
– Наш лес - дурное место, - задумчиво протянул Перссон, - и дело тут не только в холоде, хотя и он погубил немало путников, однако же, - он задумался, точно подбирая слова, - там есть вещи пострашнее даже самой морозной зимы.
– Вы говорите о волках?
Трактирщик усмехнулся.
– В сравнении с тем, о чём я намереваюсь рассказать, вы едва ли испугаетесь волков, к тому же у вас на поясе длинный нож.
– Так что же за нечисть там поселилась? – недоверчиво полюбопытствовал я.
Перссон неуклюже шевельнулся, устраиваясь поудобней и начал свой странный рассказ.
– Куда держите путь? - спросил он, кутаясь в потертую овчину.
– В Хальмстад.
– И верно, думали ехать через лес?
Я кивнул.
– Это самая короткая дорога, но боюсь после такой метели в одиночку мне там несдобровать.
– Наш лес - дурное место, - задумчиво протянул Перссон, - и дело тут не только в холоде, хотя и он погубил немало путников, однако же, - он задумался, точно подбирая слова, - там есть вещи пострашнее даже самой морозной зимы.
– Вы говорите о волках?
Трактирщик усмехнулся.
– В сравнении с тем, о чём я намереваюсь рассказать, вы едва ли испугаетесь волков, к тому же у вас на поясе длинный нож.
– Так что же за нечисть там поселилась? – недоверчиво полюбопытствовал я.
Перссон неуклюже шевельнулся, устраиваясь поудобней и начал свой странный рассказ.
– Сотню лет назад эти места постигло страшное несчастье – голод. Из-за непрерывных дождей поля стояли невспаханными, а запасы зерна быстро истощились, и с приближением холодов люди начали закалывать скот. Наступившая зима стала проклятьем и все были равны перед этой напастью. В полдень тишина над обезлюдившими хижинами была особенно тягостной, точно её никогда не нарушал ни собачий лай, ни праздная болтовня, ни детский смех, словом – ничего живого. Каждый день смерть забирала себе самых слабых, а те, кто еще держался на ногах, бродили бледные, как призраки, ища чем наполнить распухшее брюхо. Среди оставшихся в ту пору, жил человек по имени Хильд. Питаясь мёрзлыми кореньями, рослый дровосек по-прежнему без труда в одиночку управлялся с необхватными соснами. Каждый день он собирал хворост и, взвалив на плечи несколько охапок, нёс горстке обессиленных жителей. Его приход всегда сулил спасительное тепло, хотя бы на время, задерживающее страшную кончину. К сожалению, кроме огня, он мало что мог предложить крестьянам. "Если повезёт, в расставленные накануне силки попадётся какая-нибудь дичь", – говорил он, стараясь утешить голодных. Отец Хильда был тяжело болен и каждый раз, возвращаясь домой, он боялся не застать старика живым.
В день, когда дровосек исчез, мороз был особенно жестоким, но послать в лес ему было некого. Оставшиеся были слишком слабы, и сил доставало лишь растопить очаг и надеется, что Хильд не пустит смерть в их жилища. До наступления сумерек он просидел у постели отца, точно прощаясь со своим стариком, а едва тот уснул, попросил соседей присмотреть за ним. Бросив последний взгляд на покосившиеся хижины, дровосек спешно зашагал в сторону леса. Хоть сердце его и было неспокойно, он надеялся вскоре вернуться с добычей, и прибавил шаг, едва впереди показалась чёрная громада сосен. Разорванные силки всего-то и были наградой за позднюю вылазку. Дальше, в стороне от извилистой тропы, Хильд нашёл остальные. Снова никого. Дровосека взяла отчаянная злоба. Руки рванули с плеч пустую суму и, выхватив нож, он принялся кромсать её, пока не превратил в лохмотья. Тяжело дыша, Хильд представил, как вернётся в селенье ни с чем. Что на этот раз скажет он им, что предложит? В карманах у него самого давно было пусто и голод уже несколько дней хищным зверем пробирался в его нутро. На мгновенье дровосек решил, что погибни он здесь, никто из крестьян не станет его искать. У него даже не будет могилы, и кто знает, как обойдутся они с его отцом. "А ведь я немало сделал для них", – горько усмехнулся Хильд.
И вдруг откуда-то со стороны донёсся запах костра. "Всё равно кто ночует здесь в такую пору, нужно уходить", - отогнал он от себя всякое любопытство, и уже было думал свернуть на тропу, но её больше не было. Со всех сторон обступали могучие сосны; над головой тёмное остывшее небо, под ногами глубокий рыхлый снег. Дорогу сюда и обратно он знал, как свои пять пальцев, а сейчас, стоял посреди леса точно заблудившийся путник. Хильд почувствовал, как в тело пробирается невыносимая усталость. Веки слипаются и от холода клонит в сон. Сделав несколько шагов, он бессильно рухнул в снег.
Бог весть, сколько он так пролежал, но, едва очнувшись, увидел перед собой два янтарных глаза. Хильда обнюхивали лисицы. Посреди заснеженной поляны горел костёр, а в котле над огнём высокий человек помешивал ароматное варево. Лица своего спасителя Хильд не видел. Закутанный в необъятную шкуру, незнакомец оставил своё занятие и опустился на поваленное дерево. "Долго же ты спал, дровосек, небось проголодался?". Хильд, не раздумывая, мотнул головой. В такое время только безумец откажется от еды, а он, хоть и был слаб, ещё помнил себя и радостно принял из бледной руки глубокую миску. Не доводилось ещё дровосеку пробовать такой вкусной похлёбки, вот только с каждым новым глотком есть ему хотелось всё больше. Он и думать забыл о несчастных в деревне, в который раз зачерпнув из горячего котла. "Ешь, ешь", – приговаривал щедрый незнакомец, и его шустрые лисицы метались у ног голодного. Снова, не глядя, опустил Хильд миску в котёл, но на сей раз посудина только с глухим стуком ударилась о дно. Со злобы дровосек опрокинул котёл и тут же в ужасе отшатнулся. На землю выкатился череп. Незнакомец молчал. Хильд рванулся к нему, схватил, но вместо живого человека в руках белели кости. Объятый страхом, дровосек бежал прочь от проклятого костра и перевёл дух, только когда впереди показались знакомые хижины. Голод, нестерпимый, мучительный, всё нарастал. Осатанелый, бросился Хильд на порог первого же дома и вцепился в глотку открывшему дверь мальчишке. Впервые за долгое время не мучительная тишина, а крик, стоял над осиротевшими крышами. Только хилому старику повезло уцелеть той ночь, но с рассветом и он испустил дух. Никто и никогда больше не слышал про дровосека Хильда, хоть люди в окрестных лесах и пропадали.
Перссон мрачно умолк и выжидающе глянул на меня. Слушая его рассказ, я понимал, разум дровосека помутился от голода, в том и вся нехитрая отгадка, но видя, как старик верит в свои слова, решил притвориться, что и мне они внушили страх.
– Так кто же потчевал Хильда у костра?
– То был чернозубый Асмунд, – сурово ответил Перссон. – Сейчас уже и не вспомнить когда сгинул он в том лесу. Зимней ночью потерял он дорогу домой, долго блуждал в чаще, там и умер. Лисы обглодали его до костей, а по весне, едва сошёл снег, кто-то нашёл его череп, с чёрными зубами. "Может, он грыз кору, чтобы не погибнуть от голода?" – гадали одни. - Или они почернели от мороза?". Всё одно, этого уже никому не узнать, только поговаривали с тех пор, как Асмунд исчез, в родном селенье его никто не искал, быть может, он был дурным человеком и, видимо, от того то и озлобиться после смерти на весь людской род.
Было уже далеко за полночь, и меня, точно дровосека Хильда, принялось клонить в сон. К счастью, вокруг были крепкие стены, а не тёмный лес и опасность угодить к злому духу была лишь в ночных кошмарах. Ещё раз поблагодарив Перссона за гостеприимство и интересную историю, я поспешил ко сну.
Утром, перед отъездом, трактирщик вышел меня проводить. Он пожелал мне лёгкого пути и, глядя на верхушки тёмных сосен вдалеке, добавил:
– Помните, Он появляется в окружении лисиц. От всей еды и вина, что он вам предложит, отказывайтесь, даже если вы слишком голодны, даже если он грозится забрать вашу жизнь. Заклинаю, не ешьте и не пейте! Глупцы, что угостятся, попадут в его власть и, обезумевшие от вечного голода, будут сеять смерть до тех пор, пока зло не пожрёт их самих.
"Легковерный", – решил я тогда и всё же, что-то в словах трактирщика остановило меня ехать через лес, хоть так было бы короче. Но вскоре мне предстоит обратный путь, и, на сей раз, стариковские сказки не вынудят меня сделать лишний круг.
В день, когда дровосек исчез, мороз был особенно жестоким, но послать в лес ему было некого. Оставшиеся были слишком слабы, и сил доставало лишь растопить очаг и надеется, что Хильд не пустит смерть в их жилища. До наступления сумерек он просидел у постели отца, точно прощаясь со своим стариком, а едва тот уснул, попросил соседей присмотреть за ним. Бросив последний взгляд на покосившиеся хижины, дровосек спешно зашагал в сторону леса. Хоть сердце его и было неспокойно, он надеялся вскоре вернуться с добычей, и прибавил шаг, едва впереди показалась чёрная громада сосен. Разорванные силки всего-то и были наградой за позднюю вылазку. Дальше, в стороне от извилистой тропы, Хильд нашёл остальные. Снова никого. Дровосека взяла отчаянная злоба. Руки рванули с плеч пустую суму и, выхватив нож, он принялся кромсать её, пока не превратил в лохмотья. Тяжело дыша, Хильд представил, как вернётся в селенье ни с чем. Что на этот раз скажет он им, что предложит? В карманах у него самого давно было пусто и голод уже несколько дней хищным зверем пробирался в его нутро. На мгновенье дровосек решил, что погибни он здесь, никто из крестьян не станет его искать. У него даже не будет могилы, и кто знает, как обойдутся они с его отцом. "А ведь я немало сделал для них", – горько усмехнулся Хильд.
И вдруг откуда-то со стороны донёсся запах костра. "Всё равно кто ночует здесь в такую пору, нужно уходить", - отогнал он от себя всякое любопытство, и уже было думал свернуть на тропу, но её больше не было. Со всех сторон обступали могучие сосны; над головой тёмное остывшее небо, под ногами глубокий рыхлый снег. Дорогу сюда и обратно он знал, как свои пять пальцев, а сейчас, стоял посреди леса точно заблудившийся путник. Хильд почувствовал, как в тело пробирается невыносимая усталость. Веки слипаются и от холода клонит в сон. Сделав несколько шагов, он бессильно рухнул в снег.
Бог весть, сколько он так пролежал, но, едва очнувшись, увидел перед собой два янтарных глаза. Хильда обнюхивали лисицы. Посреди заснеженной поляны горел костёр, а в котле над огнём высокий человек помешивал ароматное варево. Лица своего спасителя Хильд не видел. Закутанный в необъятную шкуру, незнакомец оставил своё занятие и опустился на поваленное дерево. "Долго же ты спал, дровосек, небось проголодался?". Хильд, не раздумывая, мотнул головой. В такое время только безумец откажется от еды, а он, хоть и был слаб, ещё помнил себя и радостно принял из бледной руки глубокую миску. Не доводилось ещё дровосеку пробовать такой вкусной похлёбки, вот только с каждым новым глотком есть ему хотелось всё больше. Он и думать забыл о несчастных в деревне, в который раз зачерпнув из горячего котла. "Ешь, ешь", – приговаривал щедрый незнакомец, и его шустрые лисицы метались у ног голодного. Снова, не глядя, опустил Хильд миску в котёл, но на сей раз посудина только с глухим стуком ударилась о дно. Со злобы дровосек опрокинул котёл и тут же в ужасе отшатнулся. На землю выкатился череп. Незнакомец молчал. Хильд рванулся к нему, схватил, но вместо живого человека в руках белели кости. Объятый страхом, дровосек бежал прочь от проклятого костра и перевёл дух, только когда впереди показались знакомые хижины. Голод, нестерпимый, мучительный, всё нарастал. Осатанелый, бросился Хильд на порог первого же дома и вцепился в глотку открывшему дверь мальчишке. Впервые за долгое время не мучительная тишина, а крик, стоял над осиротевшими крышами. Только хилому старику повезло уцелеть той ночь, но с рассветом и он испустил дух. Никто и никогда больше не слышал про дровосека Хильда, хоть люди в окрестных лесах и пропадали.
Перссон мрачно умолк и выжидающе глянул на меня. Слушая его рассказ, я понимал, разум дровосека помутился от голода, в том и вся нехитрая отгадка, но видя, как старик верит в свои слова, решил притвориться, что и мне они внушили страх.
– Так кто же потчевал Хильда у костра?
– То был чернозубый Асмунд, – сурово ответил Перссон. – Сейчас уже и не вспомнить когда сгинул он в том лесу. Зимней ночью потерял он дорогу домой, долго блуждал в чаще, там и умер. Лисы обглодали его до костей, а по весне, едва сошёл снег, кто-то нашёл его череп, с чёрными зубами. "Может, он грыз кору, чтобы не погибнуть от голода?" – гадали одни. - Или они почернели от мороза?". Всё одно, этого уже никому не узнать, только поговаривали с тех пор, как Асмунд исчез, в родном селенье его никто не искал, быть может, он был дурным человеком и, видимо, от того то и озлобиться после смерти на весь людской род.
Было уже далеко за полночь, и меня, точно дровосека Хильда, принялось клонить в сон. К счастью, вокруг были крепкие стены, а не тёмный лес и опасность угодить к злому духу была лишь в ночных кошмарах. Ещё раз поблагодарив Перссона за гостеприимство и интересную историю, я поспешил ко сну.
Утром, перед отъездом, трактирщик вышел меня проводить. Он пожелал мне лёгкого пути и, глядя на верхушки тёмных сосен вдалеке, добавил:
– Помните, Он появляется в окружении лисиц. От всей еды и вина, что он вам предложит, отказывайтесь, даже если вы слишком голодны, даже если он грозится забрать вашу жизнь. Заклинаю, не ешьте и не пейте! Глупцы, что угостятся, попадут в его власть и, обезумевшие от вечного голода, будут сеять смерть до тех пор, пока зло не пожрёт их самих.
"Легковерный", – решил я тогда и всё же, что-то в словах трактирщика остановило меня ехать через лес, хоть так было бы короче. Но вскоре мне предстоит обратный путь, и, на сей раз, стариковские сказки не вынудят меня сделать лишний круг.