Страшные истории и мистические истории

А вот за вениками Серёге приходилось ездить с овчаркой, и тогда пёс резвился вовсю, словно какой щенок. Зато из леса на станцию выводил получше компаса и при случае отпугивал недоброжелателей рычанием и грозным лаем, пусть был и старый. Вот и брал его с собой мужчина с учётом двойной пользы. В этот раз Серёга с вениками припозднился из-за дополнительных смен на работе и даже решил в лес не ехать, зная, что в ближайших местах другие желающие подзаработать давно подходящие ветки пооборвали. А наобум в глухие места ехать не было ни настроения, ни охоты. Вот и пригорюнился Серёга, пришёл в гости к соседу, водку взял и, как всегда, разговорился. Бобыль умел внимательно, с внутренним пониманием слушать: так не каждый мозгоправ с учёной степенью может, на то природный талант нужен.

Расслабились, водку выпили, огурцом с ветчиной и хлебом, как следует, закусили. Серёга зевнул — и домой уходить было собрался, как вспомнил:
— А ну-ка, расскажи мне, Бобыль, про ту свою берёзовую рощу, до которой ехать далеко.

Сосед крякнул, почесал лысую макушку и глянул как-то странно, что, наверное, Серёге после выпитой водки показалось, но глаза соседа блеснули голубым светом и улыбнулся Бобыль тоже странно, с таким затаённым предвкушением, что Серёге аж не по себе от той улыбки стало. Бобыль на радостях и пыльную карту принёс, и прямо там маршрут карандашом проложил, объясняя, куда идти со станции Серёге и сколько приблизительно топать минут придётся лесом по неприметной узкой тропинке. Расхваливал рощу так красочно, словно продавал там участок, и убеждал Серёгу, что веники с молодых чистых берёз наверняка нарасхват у посетителей бань будут. Серёга карту забрал, соседа дружески по плечу хлопнул и, приободрившись, пошёл к себе в квартиру, чтобы лечь спать пораньше.

Утром Серёга проснулся как никогда с хорошим настроением. И выспался, и растворимый, дешёвый, в общем-то, кофе показался ему необычайно вкусным, и обыденная яичница не подгорела. Погода тоже радовала: за окном было солнечно.

До станции, обозначенной Бобылём на карте, Серёга добрался на поезде ровно за два с половиной часа — а в девять утра уже с Потапом на поводке и с большим рюкзаком, набитым всем необходимым, шествовал в лес. Вокруг царила благодать: щебетали, перепрыгивая с ветки на ветку, птицы, жужжали насекомые, радовала глаз весенняя, ещё не потерявшая окраску нежно-салатовая зелень листвы. И если хорошенько присмотреться, то узкая тропинка, как пояснил Бобыль, уводила вглубь смешанного с виду старого леса, в котором высокие берёзы чередовались с необъятными дубами, а ели с соснами были все, как одна, настоящие исполины. Серёга глубоко вдохнул приятный, благоухающий разнотравьем лесной воздух и, освободив с поводка Потапа, пошёл дальше.

Тропинка местами разветвлялась, но, следуя указаниям Бобыля, Серёга шёл прямо. Потап без намордника и снятого поводка то и дело радостно тявкал и повизгивал, бегал вовсю, как неугомонный щенок, только и знай, что окрикивай, чтобы не отстал. Так и шли минут пятнадцать до небольшой поляны, за которой виднелась берёзовая роща.

И тут внезапное странное ощущение заставило Серёгу остановиться. Потап тоже стих: собаки — они ведь всякое разное раньше человека чувствуют. Серёга об этом где-то читал, но всегда предпочитал больше полагаться на себя, чем на поведение уже старого и частенько впадающего от этого в своеобразные капризы Потапа. Поэтому, не обнаружив вокруг ничего подозрительного, чем могло быть вызвано возникшее ощущение, Серёга снова прибавил ходу, объясняя себе, что Потап ведь, скорее всего, так среагировал именно на его остановку, а если бы действительно почуял угрозу, то наверняка бы зарычал и залаял, предупреждая хозяина.

Едва дошли до края поляны, как Потап тявкнул и отказался сдвинуться с места. И сколько его Серёга ни уговаривал, как ни грозил, всё было без толку. Потап скулил, упирался и тяжко смотрел на хозяина, словно предупреждал не ходить далее. Да поздно было предупреждать, Сергей уже раззадорился при виде красивых берёз, из ветвей которых точно получатся чудесные веники.
— Ладно тебе, упрямая морда! Раньше надо было тявкать, а теперь сиди один здесь и жди. — пригрозил Потапу Серёга.

Ведь он сколько смотрел на рощу молодых, как на подбор, красивых берёз, так ноги сами просились туда пойти побыстрей и заняться делом. А пёс — что со старого взять? Вот наверняка сейчас кочевряжится по напавшей внезапно блажи и природному упрямству. Ну, какая там опасность может быть — в светлой роще? Глупости всё собачьи.
— Жди, я быстро. — снова погрозил Потапу Серёга и направился в рощу.

Серёга не сразу заметил, насколько тихо вокруг берёз и на диво светло. Залюбовавшись ровными, как специально высокими деревьями, он углубился в рощу, прикидывая, где начать срезать ветки для веников. Остановился, снял рюкзак, вытер рукавом ветровки пот со лба, сразу расстегнув молнию на куртке, чувствуя, что неожиданно весь упрел.

Осматриваясь, Серёга вдруг заметил, что-то тёмно-рыжее, скукоженное, зацепившееся за верхние ветки берёзы. Подошёл поближе и ахнул. Поначалу, не веря своим глазам, проморгался: на дереве висела сморщенная, ссохшаяся лисья шкура. Холодок стёк ледяным потом по спине. Он приметил на соседней берёзе скрытый ветвями и покрытый остатками перьев птичий скелет. За ним ещё один и ещё...

Серёга в обступившей вокруг невероятно плотной тишине расслышал, как с хрустом мелких, едва заметных косточек под ногами, вдруг громко забухало в груди его сердце, а берёзы словно насели со всех сторон. С шелестом раздался какой-то шуршащий скрип ветвей, прорезая тишину, совершенно неестественную для весеннего леса. Серёга посмотрел вверх. Ветра не было и в помине, но берёзы медленно и плавно колыхались, как водоросли во время прилива и он готов был поклясться, что деревья приблизились к нему, а мерное качание ветвей зачаровывало и даже убаюкивало.

Огромным волевым усилием Серёга оторвал взгляд от ветвей, уставившись на траву. Бежать отсюда прочь, да поскорей! Тревожно заверещал инстинкт, и сразу заболел желудок от прилива к стенкам едкой кислоты. Жаркий воздух сходил с голубым свечением прямо с небес. Серёга бежал, задыхаясь. Трава под ногами мягко пружинила, чавкала, как на болоте, отливая светло-голубым, как и стволы ранее белоснежных берёз.

Роща в одно мгновение изменилась. Серёга не мог ни сориентироваться, где именно он находится, ни выбраться отсюда. Пот пропитал всю одежду, превратив волосы на голове в липкие сосульки. Берёзы уже начали мельтешить перед глазами.

Да что за наваждение с ним творится! Серёга остановился, тяжело дыша, успел снять рюкзак, вытащил нож. Телефон остался на дне рюкзака, бесполезный без связи в этой глуши. Трава под ногами вдруг вспучилась от выпирающих узловатых кореньев. Они извивались, как змеи, потянувшись к его ботинкам. И разом выстрелили, обвивая лодыжки, двигаясь по ногам. Серёга заорал во весь голос, чувствуя, что обмочился, когда его потянули вверх к невероятно широкому и белому, без единой чёрной крапинки берёзовому стволу.

Руками он с остервенением полосовал ножом по корням, исходившим голубоватой, едко пахнувшей жижей. Несколько из них даже перерезал и наверняка бы выбрался, если не проклятые ветки, ринувшиеся с берёзы прямо ему на плечи, словно гибкие, когтистые и очень сильные пальцы. Они крепко обвили его и подтащили впритык к стволу. По белой коре волной пошла голубоватая рябь, раскрываясь тонкой прорезью ровно посередине. Голова — нет, именно безглазые, змееподобные головы высунулись из отверстия и стали вслепую жалить Серёгу, попадая как вхолостую по одежде, так и впиваясь в щёки и ниже в шею. Нож в обездвиженных ветками пальцах ударил вскользь в кишащую массу и упал вниз. Укусы невыносимо жгли, затем пришло онемение. Громкий лай Потапа Серёга слышал сквозь тягучую дрёму. Рычание внизу сменилось визгом, таким пронзительным и наполненным неимоверной мукой, что оттолкнуло наведённый сон.

Серёга с усилием открыл глаза, осознавая, что висит вниз головой и что ветви, путающие его тело, ослабли. На траве безглазое существо с голубоватой чешуйчатой кожей наполовину высунулось из ствола берёзы и пожирало кровавое месиво из разорванных меховых частей, которые раньше были Потапом. Во рту Серёги появился омерзительный привкус желчи, рвота грозила выплеснуться наружу. Он смог подавить тошноту, затем пошевелить пальцами, сжать кулаки и осознать, как сильно, вопреки страху, хочет жить.

Извиваясь всем телом, Серёга под действием злобы, дикого отчаяния и всплеска адреналина раскачался и выскользнул из пут, упал на мягкую траву. Здесь, замерев на несколько секунд, лежал, слушая, как грохочет в висках пульс, затем пополз прочь.

Кажется, Серёга ползал кругами. Пот стекал на глаза, и то ли трава под ним нагревалась и пульсировала, мерно опадая и вздымаясь, то ли это у самого Серёги появилась высокая температура, и всё происходящее ему мнилось. Как, наверное, и то, что произошло.

Вскоре он освободился от ветровки, затем от рубашки, мысли о болезни успокаивали, потому что болезнь и вызванные ею галлюцинации — это нормально и лечится. Трава под грудью приятно впитывала пот и даже освежала. Серёга хихикнул, потом вдруг икнул — и его вырвало фонтаном голубоватой слизи и кровяных прожилок. Сразу зазнобило, а в голове прояснилось. На ватных, подкашивающихся ногах он поднялся, оглядываясь на необъятный простор берёзовой рощи, застывшей в возобновившейся, зловещей в своём ожидании тишине. Инстинктивно, неким шестым, заповедным чувством понимал, что случившееся ему отнюдь не привиделось. Понимал и то, что он не освободился, а его отпустили. Вот. И если Серёга сейчас отсюда не выберется, то здесь и останется уже навсегда.

Он прошёл метров десять, затем снова пополз. Вздувшийся живот бурлил, тошнило ещё несколько раз, силы иссякали. Наваливался тяжёлый сон, глаза Серёги буквально налились свинцом и слипались. Он весь перепачкался в зеленовато-голубом соке травы да в коричнево-чёрных потёках грязи, но заметил, как отекли ноги, руки, всё тело, а шея не поворачивалась и распухла, как после укусов дюжины пчёл. И это испугало Серёгу до чёртиков. И вот что оказалось странным: темнота накрывала собой рощу не с неба, а мягко обтекала со всех сторон, словно шла из нормального леса, а здесь практически пропадала, исчезая в призрачной голубизне свечения.

Доверившись инстинкту, Серёга двинулся на темноту и в сумерках вдруг увидел ели, сосны, заросли кустов и сутулую сухощавую фигуру в плаще и в кепке, с дорожной сумкой в руке.
— Эй! — замахал руками и закричал Серёга, наконец, выбираясь на поляну. — Эй, помогите! — сорвался на хрип и без сил остался лежать на поляне.

Вздувшийся, болезненно плотный живот забурлил, словно его распирало от газов, и вдруг там внутри что-то зашевелилось, колючее и жёсткое. От боли Серёга завыл, но даже сквозь слёзы узнал в сутулой фигуре в плаще Бобыля.
— Сейчас помогу! Потерпи, Серёга, недолго тебе осталось, — проворковал Бобыль и вытащил из своей сумки стеклянную банку и нож в чехле.
— Спа... — замерло на губах Серёги. Ему хотелось спросить: что происходит? Зачем Бобылю нож и банка? Но успел лишь прошипеть. — Что ты делаешь? — как скрутило от лютой боли в животе. В глубине души Серёги закралось страшное, невероятное предположение, что сосед так с ним специально поступил, чтобы заманить в ловушку.
Последние силы забрали вопль и неудачная попытка подняться:
— За что, отребье?!

Затем была режущая, невыносимо острая и добела опаляющая нервы боль, вспарывающая живот изнутри. В потоке крови пришла темнота, но перед тем Серёга увидел в глазах соседа отчётливое светло-голубое свечение, и визг человека захлебнулся в смертельной агонии.

Бобыль с резвостью юноши потащил за руку тело Сереги назад, в рощу. В сосуд из развороченного нутра мужчины он бережно пересадил маленьких, голубых, безглазых, но острозубых хвостатых существ, напоминающих головастиков. Затем сделал надрез на коре берёзы и нацедил в банку голубоватой питательной жидкости.

Пряча банку в сумку и возвращаясь на станцию, существо, долгие годы успешно выдающее себя за человека, ухмыльнулось с тайным предвкушением предстоящего отцовства. Взращивание потомства его вида — дело медленное и требовало сноровки и осторожности, а также определённого времени года. И вот, после череды затянувшихся неудач, существу повезло. Наконец попался молодой и доверчивый человек, согласившийся поехать в берёзовую рощу, где когда-то давно и произошло крушение инопланетного космического корабля.