В огромном городе и в маленькой деревне,
В глухих трущобах и в элитных номерах
Все очень тихо... Тихо так, что пахнет скверной,
И нерв натянутый терзает липкий страх.
Кругом спокойствие. Здесь ничего не слышно
И нет значения большого ничему.
Не достучаться, затаиться серой мышью
И равнодушным стать надёжней самому.
В такой тиши, нависшей тенью динозавра,
Как возвышающийся над плечами бич,
Таится ужасом в молчании заразном
Нечеловеческая и больная дичь.
В глухих трущобах и в элитных номерах
Все очень тихо... Тихо так, что пахнет скверной,
И нерв натянутый терзает липкий страх.
Кругом спокойствие. Здесь ничего не слышно
И нет значения большого ничему.
Не достучаться, затаиться серой мышью
И равнодушным стать надёжней самому.
В такой тиши, нависшей тенью динозавра,
Как возвышающийся над плечами бич,
Таится ужасом в молчании заразном
Нечеловеческая и больная дичь.
Кого-нибудь убьют, похитят, растерзают
И не послышится в ночи молящий крик.
Нельзя безмолвие нарушить голосами,
Тиши чудовищной не потревожить миг.
В один момент возникнут лапы ниоткуда,
Закрыв усиленно отчаянную пасть.
И промелькнёт в глазах последняя секунда.
И воцарится тишины зловещей власть.
И не послышится в ночи молящий крик.
Нельзя безмолвие нарушить голосами,
Тиши чудовищной не потревожить миг.
В один момент возникнут лапы ниоткуда,
Закрыв усиленно отчаянную пасть.
И промелькнёт в глазах последняя секунда.
И воцарится тишины зловещей власть.