Страшилка

Дисклеймер от Кайлы: Это всё притворство, мальчики, относитесь к женщинам с уважением.

Серия 1: Теряя контроль

Это был последний день занятий в университете, и юная Кайла Паркер с волнением идёт на встречу со своим парнем, чтобы начать вместе с ним проводить каникулы.
— Джейсон! — С улыбкой обратилась девушка, сокращая дистанцию.
— Привет, детка, как закончила учебный год?
— Как нельзя лучше! Все усилия окупились. Я сдала все экзамены, в особенности по тригонометрии, английскому языку, и написала неимоверно детальное сочинение по литературе, строго следуя прописанному плану с многочисленными пунктами.
— Готова отправиться в домик моей тёти на озере?
— Да, я так взволнована.
Они слились в нежно-мягком поцелуе. Шатенка обвила руками его шею, медленно прикрывая глаза, всего от нескольких минут нахождения с ним.

Людей всё же много осталось. Говорят, китайцев почти миллион. Но в это не очень верится, врут наверно. Преувеличивают. В Москве почти тысяча человек живёт и то кажется много.

Домов в центре хватает. На одном этаже обычно живёт человек, на другом куры или кролики, иногда ещё этаж под помидоры-огурцы. Кто-то распахал стадионы под картошку и автоцентры со стеклянной крышей под теплицы.

Так-то еды много. То что лежало в супермаркетах и на складах - оно наверно никогда не закончится. Странных фруктов нету. Бананов там, ананасов. А молоко привозят дачники по утрам. Под заказ. Мяса полно. Лоси и дикие коровы уже в Кузьминском парке стадами бродят.

Свет и интернет есть. Там несколько человек работают и поддерживают. А вот с канализацией, водопроводом и отоплением сложнее. Там возни больше, а всем лень. Проще принести воды и нагреть уже дома, чем собираться толпой и менять трубы каждый раз.

Бабушка живёт в четырёх часах езды от города, в глухой деревеньке на окраине темного леса. Темным его прозвал народ, так как деревья там росли ствол к стволу, что не могла пробиться даже узкая полоска света. Само поселение маленькое, всего две улицы по три дома. Раньше там жило много народу, когда сюда ссылали кулаков, но теперь кого-то забрали в город дети, кто-то умер, кто-то переехал сам. Так и остались шесть семей и куча заброшенных домов. Постепенно гнилые стены пустующих домов разобрали и пустили на растопку, так что теперь все дорожки заросли травой, а некогда места для строений, заболотились. Зрелище унылое, но жить можно. Ближайший продуктовый магазин находится в соседней деревне, в часе езды, так что хозяйство здесь у каждого своё. Мирное место, если бы не зверьё в лесу. Медведей, может, и нет, но лису или змею встретить запросто. Вдобавок ко всему ещё и нет связи.

Именно сюда родители решили отправить меня на неделю, объясняя это тем, что мне надо провести лето на улице, да и бабушке надо было помочь. Якобы, она старая и сама с хозяйством управиться не может. Что ж, не может, значит поможем. Бабушку я люблю, да и еду я всего на неделю, так что настрой был позитивный, даже несмотря на все, казалось бы, отвратительные факты.

В 13 лет я была на редкость некрасивым ребенком: очень худой прыщавый червяк с большой головой и кривыми зубами. Моя мама меня стеснялась и весь пубртататный период старалась держать меня подальше от родных и знакомых, на все лето отправляла меня в пионерский лагерь. Пионерский лагерь стоял из бараков с детьми, домика администрации и четырех туалетов. Туалеты состояли и кирпичной будки, ямы, закрывающего эту яму деревянного настила с дырками и дерьма с хлоркой. Дерьмо с хлоркой воняли, поэтому туалеты предусмотрительно строили далеко от жилых помещений и обсаживали кустами.

Девочки долгое время думали, что я мальчик. В общем со мной не дружили. В ту роковую ночь полуночный понос стал мои единственным товарищем. Поносил весь лагерь: фрукты, немытые руки повара и всякая дрянь, которое если пионеры с голода, делали свое дело.

Дырки в туалете были обгажены расстроенными желудками четырехсот человек и девочки ходили в туалет парами: одна гадит, другая светит фонарем, чтобы первая не вляпалась в продукты распада предшественниц. Мне никто не хотел светить фонарем, поэтому в ту ночь я опорожняла солянку в гордом одиночестве; в тусклом свете фонаря были видны только очертания и, сидя над дырой, я смирилась с тем, что уже вляпалась в чье-то скользкое дерьмо.