Коллекция проклятых вещей

А потом мы с мамой переехали в другой город, и я больше никогда не была у деда. Учёба, новые друзья, а впоследствии работа затянули меня в жизненный круговорот. Настоящим ударом для меня стала смерть мамы после продолжительной болезни. Своего деда я увидела на её похоронах. Он нисколько не изменился: высокий, сутулый, бородатый. Странно, но даже тогда мы с ним не поговорили, он уехал сразу после похорон. После этой встречи прошёл почти год.
А вчера мне позвонили и сказали, что дед мой умер две недели назад и просил сообщить мне об этом только после его погребения. Разве это не странно? Не чужой мне человек, родная кровь, а заперся в своём мирке, оградившись от всего живого. Знаю я о нём немного. Мама никогда не рассказывала мне о деде. Мне известно, что он воевал, после войны работал геологом, часто был в разъездах. Выйдя на пенсию, поселился в большом доме и полностью отдался своей страсти. Можно ли назвать страстью коллекционирование старья, даже не антиквариата? Многим вещам, насколько я помню место на свалке.
Такси лихо подкатило к дому деда рано утром. Я немного постояла у калитки, осматривая дом издали.
- Здравствуйте! Вы наверно внучка Егора Васильевича?
Я оглянулась. Около меня стояла немолодая женщина в старом фартуке.
- Я - соседка, живу напротив. Горе какое! – запричитала женщина.
После долгого монолога она достала из кармана фартука связку ключей и протянула её мне.
- Егор Васильевич хотел, чтобы я только вам отдала, лично в руки.
Мне меньше всего сейчас хотелось разговаривать с кем-либо. Поэтому, пробормотав слова благодарности, я решительно открыла калитку.
Дом встретил меня угрюмой тишиной. Ни пения птиц в неухоженном садике, ни лая собаки. Я открыла тяжёлый висячий замок на входной двери и шагнула за порог. В нос мне ударил знакомый с детства запах нафталина, плесени и старья. Первым делом я раздвинула шторы и распахнула все окна, давая проникнуть свежему воздуху. Потом я присела на диван и оглянулась. Да, долго же мне придётся разгребать эти завалы, наводя здесь порядок. Конкретного плана действий у меня не было. Схожу на могилку деда, улажу дела с документами, выброшу весь хлам, через риелтора выставлю дом на продажу и пока всё. Разгребать завалы из бумаг и вещей я начала в тот же день. Сначала я осматривала каждую вещь, потом я кидала её в кучу на большое покрывало, брошенное на пол. Когда куча становилась приличной, я выносила всё во двор и сваливала поближе к калитке. Бумагами я решила заняться вечером.
Так прошёл мой первый день пребывания в доме покойного деда. На следующий день, едва взявшись за бумаги, я наткнулась на большой конверт, содержимое которого озадачило меня. Это было своего рода завещание или последняя воля деда.
«Внученька моя, Леночка. Если ты читаешь это письмо, значит, судьба привела тебя в этот дом, а я уже покинул его навсегда. Все последние годы своей жизни я жалел, что так и не стал тебе по-настоящему дедом. Наверно, ты не очень-то хотела возвращаться сюда. Тебя должна смущать сама обстановка моего дома и причуды старого человека. Хочу пролить свет на некоторые обстоятельства моего бытия.
Всю свою жизнь я посвятил поиску вещей, странных и страшных. А страшные потому, что владельцам своим они доставляли одни беды и неприятности. Иначе говоря, вещи эти прокляты! Кем и как? Прежде, чем принести такую вещь в дом, я долго и кропотливо собирал сведения о её владельце, узнавал обстоятельства проявления необычного. Поверь, многое из того, что находится в стенах этого дома, представляет для людей, находящихся в неведении, большую опасность. Ты можешь по своему усмотрению поступить с домом, но то, что находится в кладовке, должно быть обязательно уничтожено. Сожги всё, что находится там, невзирая на личный интерес или видимую ценность. Всю свою жизнь я был хранителем, но взваливать на тебя это бремя я не хочу. Ещё раз прошу: прости меня, внученька, и уничтожь всё, что находится в кладовке. Твой дед Егор Васильевич».
Я прочла несколько раз это короткое письмо, адресованное мне. Я никогда не верила ни в потустороннее, ни в мистическое, поэтому не знала, что и думать. Постепенно удивление и озадаченность сменило любопытство. Мне очень хотелось узнать, что же находится за дверью комнатушки в самом конце тёмного коридора.
В эту ночь я долго не могла уснуть. Сама обстановка дома была жуткой. Мне казалось, что я слышу тихие шорохи где-то рядом. Может это мыши, которыми всегда кишат старые дома? Утро прогнало ночные страхи и принесло крепкий сон. Проснулась я поздно и после завтрака решила осмотреть содержимое кладовки. Правда, мне долго пришлось искать ключ. Дверь этой комнатки была сделана на совесть: крепкая, тяжёлая, к тому же закрыта на огромный висячий замок, держащий стальной навес. Ключ я нашла в одном из ящиков письменного стола. К моему удивлению, он сразу подошёл к замку. Дед мог бы его и получше спрятать, раз в кладовке хранятся нехорошие вещи.
Сначала я ничего не могла рассмотреть в темноте, но потом нащупала выключатель у самого входа. И вот моему взору предстала загадочная комната. О, она намного больше, чем казалось сначала. По обеим сторонам комнаты тянулись полки, уставленные ящиками, коробками и свёртками. У противоположной от двери стены стоял небольшой столик, на котором лежала толстая тетрадь в матерчатом переплёте. Ни пылинки! Видно, что это единственное место в доме, где поддерживался порядок.
Я раскрыла тетрадь. Очень скоро я поняла, что дед аккуратно нумеровал каждую вещь и делал записи с описанием.
«Номер один – флейта мастера Ван Доринга. В период с 1874г по 1950 сменила 14 владельцев. Её звуки привлекают неупокоенные души покончивших с собой людей. Проверено. Вещь крайне опасна».
Я оглянулась. Небольшой деревянный ящичек с номером один лежал на полке у самого входа. В нём лежала та самая флейта, довольно потёртая и старая на первый взгляд. Услышать её звук у меня не было ни малейшего желания.
«Номер два – кукла Роза. Сделана мастером Рудольфом Теу в 1847 году. Волосы куклы – это волосы дочери мастера, умершей в трёхлетнем возрасте. Все маленькие обладательницы куклы рассказывали в своё время о девочке, которая просила поиграть с ней. Эту девочку видели только дети, родители данный факт отрицали. Многие из детей, игравших с этой куклой, умерли или лишились рассудка. Сведения проверены. Кукла представляет опасность, особенно для детей».
Эту куклу я нашла в коробке под номером два. Прелестная игрушка. Яркое фарфоровое личико с голубыми глазами и розовыми щёчками напоминало маленького ангелочка с белокурыми волосами. Она не внушала страха. Я слышала, что мастера того времени часто использовали настоящие волосы, но ничего зловещего в кукле не увидела. Положив её обратно, я занялась дальнейшим изучением записей.
«Номер три – плеть Дарьи Николаевны Салтыковой (Салтычихи). Ею она собственноручно убила не один десяток крепостных...»
Плеть была завёрнута в старую мешковину. Я осторожно развернула её и с интересом посмотрела на эту старую высохшую вещь. На плетёной рукоятке ещё сохранились бурые пятна. Наверно, это кровь жертв сумасшедшей столбовой дворянки. Одного моего прикосновения было достаточно. Сначала у меня в ушах зазвучали крики и жалобные стоны, потом по моему телу прокатилась горячая волна. Я испытала дикое желание схватить эту плётку и хлестать, хлестать, хлестать. Это чувство вызвало у меня дикий приступ страха. Я отшвырнула плеть прочь, и шумно дыша, отскочила назад. Через несколько минут, придя в себя, я внимательно дочитала строчки, которые касались этой плети.
«По свидетельству крепостных, многие жертвы Салтыковой не просили пощады, а проклинали её, грозя божьим судом. Плеть обладает силой воздействия на разум человека и превращает его в настоящего деспота. Вещь очень опасна».
Если сначала меня разбирало любопытство, то теперь в моей душе появилась паника. Сердце забилось быстрее, немного закружилась голова.
«Номер четыре – музыкальная шкатулка мастера Гольвестона из Эдинбурга. Была создана в его последний год жизни. Играет...»
Дочитать я не успела. Потому что у входной двери раздался голос соседки.
- Елена Сергеевна! Голубушка. Как вы тут одна?
Выскочив в коридор, я мысленно была благодарна соседке, за то, что она вытащила меня из кладовки. Женщина, одетая так же, как и при первой встрече стояла на пороге и улыбалась. В руках у неё была тарелка с дымящимися оладьями.
- Я вот гостинец принесла, к чаю.
Приглашать в комнату, где царил беспорядок и хаос, мне её не хотелось, но и нарушать закон гостеприимства тоже было невежливо. Поэтому я быстро вытащила из кладовки старый стул, стоящий у столика, на котором только что сидела сама.
- Здравствуйте. Извините за беспорядок. Вот, разбираю старый хлам. Да вы присаживайтесь.
С этими словами я пододвинула ей стул. Едва только женщина присела, я вытаращила глаза от испуга. Лицо соседки стало багрово-синее, а глаза налились кровью. Она схватилась за грудь и захрипела. Потом раздался кашель и изо рта брызнули капельки крови.
У меня у самой перехватило дыхание. Я стояла, не зная, что делать.
- Леночка! Что с вами? Вам плохо? Лена!
Голос был озабоченный и расстроенный. Я смотрела на соседку. Она была вполне здорова: ясные глаза, нормальный цвет лица, никакой крови. Неужели мне всё это показалось после чтения дедовских заметок?
- Ничего, ничего. Голова закружилась. Наверно пылью надышалась.
В это время в глубине кладовки раздался стеклянный переливающийся звон. Он был таким громким! Ну конечно! Так может играть музыкальная шкатулка. Странно, что она заиграла именно сейчас, ведь я к ней даже не притрагивалась.
Соседке, всё произошедшее, явно не понравилось. Она сунула мне в руки тарелку с оладьями и поспешила удалиться, сказав на прощание:
- Леночка, если вам что-то будет нужно, приходите ко мне.
Я рассеянно кивнула головой. Я уже собиралась погрузиться в дальнейшее изучение содержимого комнаты в конце коридора, как услышала визг тормозов и душераздирающий крик. Выскочив за дверь, я увидела, что на улице происходит какое-то движение: несколько человек уже стояли прямо посередине дороги, машина на обочине, испуганные крики и причитания.
Подбежав к калитке, я увидела распростёртое на асфальте тело соседки. Как в моём видении лицо её было багрово-синее, а изо рта лилась кровь. Она судорожно хватала ртом воздух. Водитель машины, сбившей её, беспомощно разводил руками:
- Да выскочила прямо перед машиной! Разве можно так по дороге бежать?
Сначала я хотела броситься туда, но что-то остановило меня. Я не бесчувственная и чёрствая, но в данный момент мне не хотелось быть в гуще событий. Я чувствовала себя не просто виноватой, а причастной к происходящему. Нелепые мысли лезли мне в голову. А что, если?
Забежав в дом, я бросилась к тетради, лежащей там, где я её оставила. Так, вот!
«Номер четыре – музыкальная шкатулка мастера Гольвестона из Эдинбурга. Была создана в его последний год жизни. Играет мелодичный перезвон при присутствии человека, который должен в скором времени умереть. Все, кто имел с этой шкатулкой дело,утверждают данный факт. Все пытались заводить её, но безрезультатно. Механизм срабатывает только в определённый момент. Сам был свидетелем игры. Считаю, что в отношении смерти, человеку лучше оставаться в неведении для душевного равновесия».
Вот почему она внезапно проснулась и заиграла! Она почувствовала приближение ужасного конца. Тогда с чем связаны мои видения, так напугавшие меня?
Весь оставшийся день я посвятила поиску ответа. Перелистывая страницы тетради, я пыталась найти, что могло вызвать увиденное мной в тот момент, когда пришла соседка. Перед глазами у меня уже всё плыло. Меня одолевала усталость. Часы, веер, монеты, верёвка, старый медный самовар, чёрная шляпка с нежной вуалью, несколько безделушек и ещё куча всякого, но ответа на мой вопрос нет. А может, дело в самом стуле? Я поместила стул поближе к свету и начала внимательно осматривать его. Довольно старый, кожаная обивка обтёрлась и потрескалась, но все четыре ножки стояли крепко и ровно. А если перевернуть? На внутренней стороне сиденья пестрел маленький номерок – семьдесят один. Как же я сразу не догадалась, что он – один из экземпляров коллекции деда. Пролистав тетрадь до последних страниц, я увидела, что записи кончаются именно на номере семьдесят один.
«Номер семьдесят один – стул, привезённый из Чебоксарской тюрьмы. Стоял в камере, в которой проводили последние часы жизни заключённые. Есть несколько утверждений охранников, что можно увидеть смерть человека, севшего на этот стул. Стул долгое время был изолирован, поэтому проверить данный факт не имело возможности. Картины смерти видели только охранники, причём садились на этот стул обречённые на смерть».
Далее запись заканчивалась. Господи! Да я сама сидела на этом стуле последние несколько часов и ничего не почувствовала. Скорее всего, видения доступны постороннему, главное оказаться в нужном месте в нужный час. Мои мысли о том, что я сидела на этом стуле, что я нахожусь посреди вещей, опасных и загадочных теперь нисколько меня не пугали. Наоборот, мне захотелось узнать больше о каждой вещи. Я не знаю, сожгу ли всё это, исполнив волю покойного, но обладать такой коллекцией, такой силой – это значит обладать большими возможностями. Почему дед сам не уничтожил? Почему назвал себя хранителем? Почему записи в тетради довольно сухи и коротки? Почему весь дом завален старьём, но про него дед ни слова не упомянул? Семьдесят один экземпляр! Что ещё скрывают многочисленные свёртки и ящики тёмной кладовки? Может не сейчас и не сразу, но я разберусь, обязательно разберусь!