На протяжении трёх месяцев я пребывал в одном из хостелов Екатеринбурга, где и ознакомился с одной из тамошних легенд. Изначально я столкнулся с этим как с сказкой о злом дяде, но своеобразие персонажа вынудило меня углубиться в эту историю и, должен признаться, большая часть сюжета внушает доверие. Речь идёт о молодом человеке по прозвищу Глобус. Чем обусловлен такой своеобразный псевдоним, неизвестно, но звучало просто и цепко, поэтому оно активно использовалось в обиходе, вытеснив его имя и фамилию.
Родился в одной из республик, откуда по достижению пятнадцати лет переехал в Челябинск на учёбу, но не сложилось. "Колледж на коммерческой основе был - тут я, и рядом он, который два слова связать не может, - цитируют его знакомые, - а я-то хорошо учился".
Уже потом Глобус охотно делился происходящим там беспределом: "Ищу футболку и нахожу среди одежды кулёк с недоеденной сосиской. Потом в ботинках тушёнку нашёл: у соседа еду отжимали, так он её у меня гасил. Меня-то не трогали".
Родился в одной из республик, откуда по достижению пятнадцати лет переехал в Челябинск на учёбу, но не сложилось. "Колледж на коммерческой основе был - тут я, и рядом он, который два слова связать не может, - цитируют его знакомые, - а я-то хорошо учился".
Уже потом Глобус охотно делился происходящим там беспределом: "Ищу футболку и нахожу среди одежды кулёк с недоеденной сосиской. Потом в ботинках тушёнку нашёл: у соседа еду отжимали, так он её у меня гасил. Меня-то не трогали".
В поисках более достойного окружения поступает на педагогический, где открывается увлечённость алкоголем и театром и в дальнейшем их успешное сочетание - на свои многократные выступления Глобус стабильно с похмельем, если не в опьянении. Педагогический состав не поднимал вопрос о спиртном благодаря хорошим актёрским качествам студента.
Эти два фактора сыграют злую шутку - по окончанию первого курса он пробивается на радио "Вышка" Екатеринбурга, куда приезжает на те семьсот рублей, которые не успел пропить. В одночасье Глобус успевает пожить и в рабочем доме, где не находит общего языка с проживающим там контингентом - те же алкоголики, наркоманы и уголовники, только гораздо старше; и в десятке хостелов, и на улице: "Когда спал, телефон в трусы прятал, чтобы щипачам дёргать западло было. А мылся в туалетах - жидкого мыла зачерпнёшь и моешься в раковине. Потом футболкой вытираешься. И на эфир", - любил рассказывать он. Но не любил жалости к себе и сам над своими историями только смеялся.
На половине второго курса Глобус потерял интерес к карьере преподавателя и пустился в творческое русло: "Я же такие фильмы снимать могу, такие книги писать!" - вспоминает его заведующая отделением. Предпочтения в кинематографе и литературе тоже примечательны - уважал он только "Зелёный слоник" и сериал "Школу", а в прозе опирался на Чака Паланика и Чарльза Буковски. Причины таких вкусов, предположительно, определяются своеобразием образа жизни.
Вернувшись в Екатеринбург, находит себя в медицине, что удивило его знакомых. И, что уже шокировало - в уходе за лежачими больными. Было тяжело представить постоянно пьяного Глобуса, застревающего в кабинете директора за своё скандальное поведение, в цепях, кольцах, берцах и всём траурно-чёрном, с жертвами инсульта, деменции и прочих атрибутов третьего возраста. Но он добился больших успехов - регулярные премии, благодарности от руководства, чуть ли не сердечные отношения с пациентами.
- Как ты вообще тут в восемнадцать лет работаешь? - постоянно спрашивали новые сотрудницы.
- Я очень влюбчивый, - для Глобуса было привычно отвечать не сразу, а издалека, - но как-то не ладилось с отношениями. А тут я чувствую, что и я их люблю, и меня они любят.
Но его сентиментальность не мешала ему проявлять иногда пугающую жёсткость - особо буйных привязывал, позволял себе ударить и даже придушить. "Я, конечно, любитель погрубее, - смеялся он, - но я же не из своих наклонностей это делаю. Просто работа".
Параллельно с уверенно прогрессирующим алкоголизмом проявлялся нездоровый интерес к фармацевтике - седативные, снотворные и, в конце-концов, нейролептики: учитывая специфику его работы и его авторитет в коллективе, доступ к аптеке был свободным.
Исчез Глобус из медицины так же резко, как и пришёл. Исчез в прямом смысле - в один вечер его не оказалось в клинике, в сети и, казалось, даже в городе. Дальнейшая его судьба неизвестна.
Но он остался в ночных сказках у костра, пьяных беседах за столом и кошмарах впечатлительных детей - из эфира в эфир сарафанного радио теперь он - ходящий во всём чёрном мальчик с непропорционально его юному лицу грузным басом, который утаскивает и привязывает плохих ребят к кроватям в заброшенной больнице, а узнать о его приближении можно по цокоту каблуков и звону цепей.
Эти два фактора сыграют злую шутку - по окончанию первого курса он пробивается на радио "Вышка" Екатеринбурга, куда приезжает на те семьсот рублей, которые не успел пропить. В одночасье Глобус успевает пожить и в рабочем доме, где не находит общего языка с проживающим там контингентом - те же алкоголики, наркоманы и уголовники, только гораздо старше; и в десятке хостелов, и на улице: "Когда спал, телефон в трусы прятал, чтобы щипачам дёргать западло было. А мылся в туалетах - жидкого мыла зачерпнёшь и моешься в раковине. Потом футболкой вытираешься. И на эфир", - любил рассказывать он. Но не любил жалости к себе и сам над своими историями только смеялся.
На половине второго курса Глобус потерял интерес к карьере преподавателя и пустился в творческое русло: "Я же такие фильмы снимать могу, такие книги писать!" - вспоминает его заведующая отделением. Предпочтения в кинематографе и литературе тоже примечательны - уважал он только "Зелёный слоник" и сериал "Школу", а в прозе опирался на Чака Паланика и Чарльза Буковски. Причины таких вкусов, предположительно, определяются своеобразием образа жизни.
Вернувшись в Екатеринбург, находит себя в медицине, что удивило его знакомых. И, что уже шокировало - в уходе за лежачими больными. Было тяжело представить постоянно пьяного Глобуса, застревающего в кабинете директора за своё скандальное поведение, в цепях, кольцах, берцах и всём траурно-чёрном, с жертвами инсульта, деменции и прочих атрибутов третьего возраста. Но он добился больших успехов - регулярные премии, благодарности от руководства, чуть ли не сердечные отношения с пациентами.
- Как ты вообще тут в восемнадцать лет работаешь? - постоянно спрашивали новые сотрудницы.
- Я очень влюбчивый, - для Глобуса было привычно отвечать не сразу, а издалека, - но как-то не ладилось с отношениями. А тут я чувствую, что и я их люблю, и меня они любят.
Но его сентиментальность не мешала ему проявлять иногда пугающую жёсткость - особо буйных привязывал, позволял себе ударить и даже придушить. "Я, конечно, любитель погрубее, - смеялся он, - но я же не из своих наклонностей это делаю. Просто работа".
Параллельно с уверенно прогрессирующим алкоголизмом проявлялся нездоровый интерес к фармацевтике - седативные, снотворные и, в конце-концов, нейролептики: учитывая специфику его работы и его авторитет в коллективе, доступ к аптеке был свободным.
Исчез Глобус из медицины так же резко, как и пришёл. Исчез в прямом смысле - в один вечер его не оказалось в клинике, в сети и, казалось, даже в городе. Дальнейшая его судьба неизвестна.
Но он остался в ночных сказках у костра, пьяных беседах за столом и кошмарах впечатлительных детей - из эфира в эфир сарафанного радио теперь он - ходящий во всём чёрном мальчик с непропорционально его юному лицу грузным басом, который утаскивает и привязывает плохих ребят к кроватям в заброшенной больнице, а узнать о его приближении можно по цокоту каблуков и звону цепей.
128