Зависимость
Девушка сидела на подоконнике, держа в дрожащих руках кружку. Крупные капли дождя ударялись о стекло, а затем, словно слёзы, беспощадно стекали вниз. В душе лишь боль и пустота. Сейчас закончится одна грустная песня, затем включится другая, а по щеке, как по традиции, скатится слеза. И так каждый день. «Никчёмная жизнь», — думала она. Затем медленно встала и поплелась к письменному столу. Тёмный силуэт слился с мрачной обстановкой, а сгущающиеся на небе тучи только дополняли эту серую картину. «Пить или нет?» — подумала девушка, устремив взгляд на не сразу приметный маленький пузырёк. Остановившись в нерешительности, она случайно взглянула на модный журнал. С обложки улыбалась юная модель, словно её отражение в кривом зеркале: те же черты, но волосы густые и длинные, взгляд полон жизни, а лицо не измождено. Да, это когда-то была она. «Подожди, это пока...», — ехидно улыбнулась девушка и пренебрежительно швырнула журнал в сторону. Почувствовав, как ком подкатывает к горлу, девушка, чтобы сдержать его, поспешно открыла крышку пузырька. Сомнений не оставалось — надо пить. Закинув пару пилюль в рот, она собралась запить остатком воды в кружке, но вдруг услышала звон ключей. «Чёрт!» — быстро сообразив, что надо сделать, она немедленно выплюнула таблетки. «Вот дерьмо!», — было слышно, как закрылась дверь и послышался крик: «Анют, ты дома?». Это был голос мамы.
Неловким движением дрожащих рук девушка подцепила ногтём крышку маленькой баночки, но та поддалась не с первого раза. Анна грязно выругалась. Таблетки как назло посыпались мимо горлышка, которое на данный момент казалось девушке нарочно маленьким. Шаги матери уже приближались к комнате Ани. «Мне капец!» — но, к счастью Ани, таблетки упали на стол так, что она сумела их быстро подобрать. Засунув их наконец баночку и тяжело выдохнув, девушка закрутила крышку.
В этот момент дверь в комнату открылась.
— Чего не откликаешься? — спросила с порога мама.
— Я? Не услышала тебя. — ответила Аня , сжимая за спиной баночку.
В ответ женщина устало посмотрела, и дочь наконец смогла окончательно выровнять дыхание.
— Ладно. — улыбнулась мама. Аня улыбнулась в ответ. — Может, хоть обнимешь уставшую мать? — девушка сжала баночку лекарства сильнее. Взгляд никак не хотел концентрироваться на маме. В голове крутилась лишь одна мысль: «Что делать?».
Раздался телефонный звонок. Ане снова повезло. Женщина спешно вышла из комнаты дочери. Через мгновение пузырёк уже стоял на своём месте. «Решила бросить меня?» — проскочила вдруг мысль в голове. «Ну же, выпей их...» — и ещё одна, — «Всё изменится и ты будешь наконец счастлива!». Девушку пронзила резкая боль. Аня схватилась за голову. Чтобы избавиться от навязчивых мыслей, она снова достала таблетки и залпом запила водой. Облегчение. «Всё, пока» - послышалось внезапно с кухни. Анна снова напряглась.
— Ты сегодня ела? — спросила мама, не уходя с кухни.
— Да... — растерянно ответила девушка.
— И что? Секундная пауза.
— Суп...
— Я его позавчера ещё вылила.
Аня нервно сглотнула.
— А я сама сварила.
— И где он?
— Мам, ну ты чё? Съела. — наигранно хихикнула девушка.
Казалось, этот ответ должен устроить маму, но допрос продолжался.
— И с чем он был?
Потерев потные ладони, Анна не знала какой ответ ещё придумать, чтобы правдоподобно соврать. От безысходности она, склонив голову, поплелась к маме.
— Таблетки пила?! — женщина скрестила руки на груди.
Аня опустила взгляд. Женщина скептично взглянула, а затем снова взяла телефон в руки со словами: «Я звоню врачу».
— Нет! — девушка тут же оживилась.
Мама Анны набрала номер. Раздались гудки. Дочь выхватила телефон в последний момент и спрятала за спиной.
— Ты что творишь?!
— Я не хочу!
— Ты будешь делать то, что я сказала! — закричала женщина.
Аня зарыдала, ладони с силой прижались к вискам, словно пытаясь остановить безумный хоровод мыслей. Больница... Само это слово обжигало холодом. Не больничные стены, пропахшие хлоркой и чужими страданиями, пугали ее больше всего. Нет, кошмар крылся глубже. Там, за этими стенами, она становилась лишь номером в истории болезни, лишенная воли, окруженная непонимающими взглядами. Страх перед врачами, воспринимавшими ее лишь как объект для исследований, перед процедурами, от которых невозможно отказаться, перед неминуемой потерей контроля над собственным телом, сдавил горло, не давая дышать. Она боялась не столько боли физической, сколько боли душевной – боли от беспомощности, от одиночества в этом чужом, холодном мире, где ее голос никто не услышит, а страхи никто не поймет. Больница для нее была не местом исцеления, а символом полной утраты себя.
— Ты же обещала больше так не делать... — устало плюхнулась мама на стул.
В ответ послышалось лишь всхлипывание.
— Такая светлая девчушка была... Здоровая, весёлая... — женщина вдруг схватила дочь под руку и тем самым смогла встать с колен. — Что с тобой стало? — со слезами на глазах мама отвела дочь в коридор, к зеркалу. — Только посмотри во что ты превратилась! — она указала Ане на её отражение.
На неё смотрела высокая, но сгорбленная и худощавая девушка. Бледность и синяки под глазами старательно пытались скрыть красивые черты лица.
***
— У тебя потрясающие параметры! — отозвалась фраза в воспоминаниях девушки. — Я предлагаю тебе работать в моём агентстве. — сказала хозяйка модельного агентства.
Аня, которая с 12 лет примеряла мамины каблуки и одежду, не раздумывая согласилась. С того дня она трудилась: высчитывала калории, чтобы не дай бог не съесть лишнего, пила много воды, занималась спортом, училась ходить на каблуках и питалась только правильной едой. А мама Ани лишь твердила о том, что та загубит своё здоровье.
— Ма, я буду деньги в дом приносить! Что, плохо, что ли? — переубеждала дочь женщину.
— Ох, Ань... Ни за какие деньги ты здоровье не купишь.
И только сейчас, пройдя ад и рай, Аня осознала значение этой фразы. Тогда она была слепа. На голову обрушилась слава: предложение крупных рекламных компаний, кастинги и показы. В конце концов, из-за бесконечных похвал девушка стала лицом журнала и агентства в целом.
Однажды Аня сорвалась перед показом, словно сорвалась в пропасть. После сытного завтрака, редкой роскоши, выход на подиум стал пыткой. «Ты поднабрала...» - прозвучали слова женщины из агентства, которые словно ледяные иглы, пронзили её, а взгляд скользнул по округлившемуся животу с отвращением. Лицо этой женщины, всегда надменное и отстраненное, в тот момент выражало лишь презрение. Резкие черты, глубокие морщины, преждевременно прорезавшие кожу, и взгляд, пронзительный и холодный, выдавали тяжелый, неуступчивый характер. Одежда всегда строгая, тёмных оттенков, словно она пыталась слиться с тенью. Она не заботилась о том, чтобы нравиться, будто сознательно отталкивала от себя всякое тепло. Вокруг нее всегда чувствовалась какая-то пустота, как будто в ее жизни не было места для радости и любви. Говорили, что у нее никогда не было семьи — ни мужа, ни детей. Она была словно одинокий волк, предпочитающий держаться в стороне от стаи. «Вы — лицо агентства», — прогремело в повисшей тишине, каждое слово било, как хлыст. «И вы не должны показывать свои недостатки». В её голосе не было ни тени сочувствия, лишь холодная, расчётливая жестокость. Пренебрежительный взмах руки - и её снова низвергли в мир бесконечных диет и изнуряющих тренировок.
После этого Аню преследовала одна мысль, как навязчивая мелодия, превратившаяся в вой сирены: «Тебя будут любить только худой!». По коридорам агентства бродили тени, измученные и голодные, каждая с похожей историей. Аня невольно сравнивала себя с другими. Вон, Таня, готовая на все ради признания. Пять часов на подиуме, стирая ноги в кровь, улыбаясь сквозь боль, лишь бы получить вожделенную путевку в Париж. Париж — мечта, ради которой они были готовы отдать все. Аня знала, что за этой глянцевой мечтой скрывается адская работа, изнурение, голод, унижение, но соблазн был слишком велик. В этом мире красоты не было места для человечности, только безжалостная конкуренция и вечная гонка за ускользающим идеалом. Аня чувствовала, как постепенно теряет себя, растворяясь в этом кошмаре, где её тело – лишь инструмент, а душа — ненужный балласт.
«Анорексия» — прозвучал полгода назад приговор врача. Мир ещё совсем юной, семнадцатилетней девушки, рушился прямо на глазах. В больнице. «Ма, мне надо худеть, понимаешь?! Для меня это нормально!» — ещё час назад снова твердила она маме. А теперь и доказывать было нечего. Анна покинула белые коридоры больницы: «Это конец. Я не нужна агентству. Меня вышвырнули». В правой руке она держала длинный список лекарств, который оказался в ближайшем мусорном баке. Посмотревшись в экран телефона, девушка вытерла слёзы и, убедившись, что не красная, зашла в дом. — Ну что? — спросила мама, не успев дочь зайти в квартиру.
— Всё хорошо, я же говорила! — выдавила Анна фальшивую улыбку.
Перекрестившись, женщина выдохнула, не заметив фальшивости на лице дочери. Ане было это только на руку. Однако, как известно, всё тайное становится явным: почти сразу заметив изменения дочери, женщина забрала её из агентства и показала психотерапевту.
«Депрессия» — поставил второй тяжёлый приговор врач. Мир девушки был разрушен окончательно. Отрезав волосы, она буквально поселилась в своей комнате и перестала общаться со сверстниками. В следствие этого у неё образовались панические атаки. «Это дело во мне! Всё во мне!» — билась в истерике Аня, смотря на себя в зеркало. Слова застревали в горле, превращаясь в хриплые, нечленораздельные звуки. Руки дрожали, ногти впивались в ладони, оставляя багровые полумесяцы. В голове мелькали образы: пустота, мрак, небытие. Голос шептал, сначала тихо, потом все громче, предлагая единственный выход из этой бесконечной муки. «Закончи это. Просто закончи...». Каждая клеточка тела протестовала, но разум уже был отравлен ядом безысходности. Она чувствовала, как что-то ломается внутри, как рушится последний бастион, удерживающий ее от падения в пропасть. Ноги подкашивались, комната плыла перед глазами, и все вокруг становилось зыбким и нереальным. Лишь этот навязчивый голос оставался неизменным, предлагая избавление от боли, от страха, от самой себя. Зеркало продолжало безмолвно отражать ее муки, как бесстрастный свидетель её приближающейся гибели.
***
Вдруг Аня успокоилась. Тишина. Удар. Стекло разлетелось в щепки. Теперь она больше не видела себя. Никогда не смотрелась отныне в зеркало, чтобы не испытывать пренебрежение к себе.
— Я х... хотела... понрав... понравиться себе... — захлёбываясь в слезах, резко отвернулась девушка.
— Понравилась? — спросила мама.
Она подняла футболку и с болью посмотрела на свои выпирающие кости.
— Нет, не понравилась... — и вдруг осознала, что жила для других.
Показы, кастинги, деньги — из-за всей этой славы в порыве гнева она лишилась общения с друзьями. Они её бросили. Аня помнила тот вечер, когда всё началось. Празднование её первого крупного контракта. Шампанское лилось рекой, комплименты сыпались со всех сторон. Девушка купалась во внимании, опьянённая собственным успехом, рассказывала о предстоящих съёмках, о Париже, о новых возможностях. Говорила, говорила, говорила, не замечая, как меняются лица друзей. В какой-то момент Света, её близкая подруга с детства, перебила её: «Ань, а ты помнишь, как мы мечтали вместе открыть свою кондитерскую?». Аня замялась, не зная, что ответить. Кондитерская казалась такой далекой, такой несерьёзной, незначительной по сравнению с тем, что происходило в её жизни сейчас. «Свет, ну ты же понимаешь...» — начала она, но подруга оборвала. «Да, Ань, я понимаю. Ты стала другой. Нам с тобой больше даже не о чем поговорить». Слова Светы прозвучали, как приговор. Но подруга на этом не остановилась: «Ты продаёшь своё тело! Ходишь по подиумам полуголая, позволяешь этим старикам пялиться на тебя, как на кусок мяса. Ты думаешь, это искусство? Это не искусство, это просто дешёвая торговля собой! Ты стала живой рекламой, тряпкой, которую используют и выбрасывают! Думаешь, тебя уважают? Да над тобой просто смеются за спиной! Думаешь, это карьера? Да это просто временное увлечение, которое закончится, как только ты постареешь и станешь никому не нужна. И тогда ты вернешься к нам, с поджатым хвостом, просить прощения. Но знай, Аня, мы тебя не примем. Ты предала себя, ты предала нас и всё, что мы когда-то ценили. Теперь ты будешь одна. Навсегда одна. Со своей славой, деньгами, со своей пустой и бессмысленной жизнью». С каждым словом Светы Аню словно обливали ледяной водой. Но это была не обычная вода, а кислота, разъедающая ее изнутри. Девушка пыталась что-то сказать в ответ, оправдаться, объяснить, но горло сдавило спазмом, и она могла лишь судорожно глотать воздух. Слова «подруги» обрушились на неё, как камнепад, дробя в пыль всё то, во что Анна верила. Вскоре девушка узнала правду. Они все вместе перестали с ней общаться. Света, Максим, Катя — все, с кем Анна делила радости и горести, все, кто поддерживал её в трудные времена, отвернулись от неё. Может, она сама была виновата? Она забыла о них, перестала быть той, с кем им было интересно, стала высокомерной и самовлюбленной. Но разве это преступление — стремиться к лучшему? Разве она виновата в том, что ей улыбнулась удача, что она оказалась в нужном месте в нужное время? Разве она должна была отказаться от всего этого, чтобы не обидеть своих друзей? Анна потеряла не просто друзей, она потеряла часть себя. Слёзы текли по ее щекам, обжигая кожу, как кислота. Девушка рыдала, задыхаясь от обиды и отчаяния. Ей казалось, что мир рухнул, что она осталась одна в этом огромном, чужом мире. И в этот момент, когда она была так уязвима и одинока, она осознала, что слава и деньги ничего не значат, если рядом нет тех, кто тебя любит и принимает таким, какой ты есть. Было слишком поздно. Они ушли, оставив её наедине со славой и своим горем. И эта потеря ранила её гораздо сильнее, чем любой кастинг или любой отказ.
Аня отошла от зеркала и молча направилась в свою комнату. Внезапно что-то щелкнуло внутри. Она должна была найти в себе силы вырваться. Мама стояла в ступоре. Через минуту девушка вышла и протянула ей баночку с таблетками. Женщина вопросительно посмотрела.
— Всё. — выдохнула Анна.
— Я горжусь тобой, Анечка! — в голосе женщины слышалось облегчение, смешанное с осторожной радостью.
Девушка вновь вернулась в свою комнату и подошла к письменному столу. Она взяла кружку с водой в руки. «Я избавлюсь от зависимости. Клянусь». — успела подумать девушка, прежде, чем проглотить последнюю таблетку, спрятанную в руке. Затем Анна подошла к письменному столу и открыла потайной ящик, спрятанный под стопкой старых учебников. Там, в бархатной коробочке, лежали они — маленькие белые таблетки, обещавшие ей забвение. Иллюзия надежды, которую девушка подарила маме, рассыпалась в прах вместе с её жизнью. Она поклялась избавиться от зависимости, но зависимость была не от таблеток, а от боли, отчаяния и безысходности.
В этот момент дверь в комнату открылась.
— Чего не откликаешься? — спросила с порога мама.
— Я? Не услышала тебя. — ответила Аня , сжимая за спиной баночку.
В ответ женщина устало посмотрела, и дочь наконец смогла окончательно выровнять дыхание.
— Ладно. — улыбнулась мама. Аня улыбнулась в ответ. — Может, хоть обнимешь уставшую мать? — девушка сжала баночку лекарства сильнее. Взгляд никак не хотел концентрироваться на маме. В голове крутилась лишь одна мысль: «Что делать?».
Раздался телефонный звонок. Ане снова повезло. Женщина спешно вышла из комнаты дочери. Через мгновение пузырёк уже стоял на своём месте. «Решила бросить меня?» — проскочила вдруг мысль в голове. «Ну же, выпей их...» — и ещё одна, — «Всё изменится и ты будешь наконец счастлива!». Девушку пронзила резкая боль. Аня схватилась за голову. Чтобы избавиться от навязчивых мыслей, она снова достала таблетки и залпом запила водой. Облегчение. «Всё, пока» - послышалось внезапно с кухни. Анна снова напряглась.
— Ты сегодня ела? — спросила мама, не уходя с кухни.
— Да... — растерянно ответила девушка.
— И что? Секундная пауза.
— Суп...
— Я его позавчера ещё вылила.
Аня нервно сглотнула.
— А я сама сварила.
— И где он?
— Мам, ну ты чё? Съела. — наигранно хихикнула девушка.
Казалось, этот ответ должен устроить маму, но допрос продолжался.
— И с чем он был?
Потерев потные ладони, Анна не знала какой ответ ещё придумать, чтобы правдоподобно соврать. От безысходности она, склонив голову, поплелась к маме.
— Таблетки пила?! — женщина скрестила руки на груди.
Аня опустила взгляд. Женщина скептично взглянула, а затем снова взяла телефон в руки со словами: «Я звоню врачу».
— Нет! — девушка тут же оживилась.
Мама Анны набрала номер. Раздались гудки. Дочь выхватила телефон в последний момент и спрятала за спиной.
— Ты что творишь?!
— Я не хочу!
— Ты будешь делать то, что я сказала! — закричала женщина.
Аня зарыдала, ладони с силой прижались к вискам, словно пытаясь остановить безумный хоровод мыслей. Больница... Само это слово обжигало холодом. Не больничные стены, пропахшие хлоркой и чужими страданиями, пугали ее больше всего. Нет, кошмар крылся глубже. Там, за этими стенами, она становилась лишь номером в истории болезни, лишенная воли, окруженная непонимающими взглядами. Страх перед врачами, воспринимавшими ее лишь как объект для исследований, перед процедурами, от которых невозможно отказаться, перед неминуемой потерей контроля над собственным телом, сдавил горло, не давая дышать. Она боялась не столько боли физической, сколько боли душевной – боли от беспомощности, от одиночества в этом чужом, холодном мире, где ее голос никто не услышит, а страхи никто не поймет. Больница для нее была не местом исцеления, а символом полной утраты себя.
— Ты же обещала больше так не делать... — устало плюхнулась мама на стул.
В ответ послышалось лишь всхлипывание.
— Такая светлая девчушка была... Здоровая, весёлая... — женщина вдруг схватила дочь под руку и тем самым смогла встать с колен. — Что с тобой стало? — со слезами на глазах мама отвела дочь в коридор, к зеркалу. — Только посмотри во что ты превратилась! — она указала Ане на её отражение.
На неё смотрела высокая, но сгорбленная и худощавая девушка. Бледность и синяки под глазами старательно пытались скрыть красивые черты лица.
***
— У тебя потрясающие параметры! — отозвалась фраза в воспоминаниях девушки. — Я предлагаю тебе работать в моём агентстве. — сказала хозяйка модельного агентства.
Аня, которая с 12 лет примеряла мамины каблуки и одежду, не раздумывая согласилась. С того дня она трудилась: высчитывала калории, чтобы не дай бог не съесть лишнего, пила много воды, занималась спортом, училась ходить на каблуках и питалась только правильной едой. А мама Ани лишь твердила о том, что та загубит своё здоровье.
— Ма, я буду деньги в дом приносить! Что, плохо, что ли? — переубеждала дочь женщину.
— Ох, Ань... Ни за какие деньги ты здоровье не купишь.
И только сейчас, пройдя ад и рай, Аня осознала значение этой фразы. Тогда она была слепа. На голову обрушилась слава: предложение крупных рекламных компаний, кастинги и показы. В конце концов, из-за бесконечных похвал девушка стала лицом журнала и агентства в целом.
Однажды Аня сорвалась перед показом, словно сорвалась в пропасть. После сытного завтрака, редкой роскоши, выход на подиум стал пыткой. «Ты поднабрала...» - прозвучали слова женщины из агентства, которые словно ледяные иглы, пронзили её, а взгляд скользнул по округлившемуся животу с отвращением. Лицо этой женщины, всегда надменное и отстраненное, в тот момент выражало лишь презрение. Резкие черты, глубокие морщины, преждевременно прорезавшие кожу, и взгляд, пронзительный и холодный, выдавали тяжелый, неуступчивый характер. Одежда всегда строгая, тёмных оттенков, словно она пыталась слиться с тенью. Она не заботилась о том, чтобы нравиться, будто сознательно отталкивала от себя всякое тепло. Вокруг нее всегда чувствовалась какая-то пустота, как будто в ее жизни не было места для радости и любви. Говорили, что у нее никогда не было семьи — ни мужа, ни детей. Она была словно одинокий волк, предпочитающий держаться в стороне от стаи. «Вы — лицо агентства», — прогремело в повисшей тишине, каждое слово било, как хлыст. «И вы не должны показывать свои недостатки». В её голосе не было ни тени сочувствия, лишь холодная, расчётливая жестокость. Пренебрежительный взмах руки - и её снова низвергли в мир бесконечных диет и изнуряющих тренировок.
После этого Аню преследовала одна мысль, как навязчивая мелодия, превратившаяся в вой сирены: «Тебя будут любить только худой!». По коридорам агентства бродили тени, измученные и голодные, каждая с похожей историей. Аня невольно сравнивала себя с другими. Вон, Таня, готовая на все ради признания. Пять часов на подиуме, стирая ноги в кровь, улыбаясь сквозь боль, лишь бы получить вожделенную путевку в Париж. Париж — мечта, ради которой они были готовы отдать все. Аня знала, что за этой глянцевой мечтой скрывается адская работа, изнурение, голод, унижение, но соблазн был слишком велик. В этом мире красоты не было места для человечности, только безжалостная конкуренция и вечная гонка за ускользающим идеалом. Аня чувствовала, как постепенно теряет себя, растворяясь в этом кошмаре, где её тело – лишь инструмент, а душа — ненужный балласт.
«Анорексия» — прозвучал полгода назад приговор врача. Мир ещё совсем юной, семнадцатилетней девушки, рушился прямо на глазах. В больнице. «Ма, мне надо худеть, понимаешь?! Для меня это нормально!» — ещё час назад снова твердила она маме. А теперь и доказывать было нечего. Анна покинула белые коридоры больницы: «Это конец. Я не нужна агентству. Меня вышвырнули». В правой руке она держала длинный список лекарств, который оказался в ближайшем мусорном баке. Посмотревшись в экран телефона, девушка вытерла слёзы и, убедившись, что не красная, зашла в дом. — Ну что? — спросила мама, не успев дочь зайти в квартиру.
— Всё хорошо, я же говорила! — выдавила Анна фальшивую улыбку.
Перекрестившись, женщина выдохнула, не заметив фальшивости на лице дочери. Ане было это только на руку. Однако, как известно, всё тайное становится явным: почти сразу заметив изменения дочери, женщина забрала её из агентства и показала психотерапевту.
«Депрессия» — поставил второй тяжёлый приговор врач. Мир девушки был разрушен окончательно. Отрезав волосы, она буквально поселилась в своей комнате и перестала общаться со сверстниками. В следствие этого у неё образовались панические атаки. «Это дело во мне! Всё во мне!» — билась в истерике Аня, смотря на себя в зеркало. Слова застревали в горле, превращаясь в хриплые, нечленораздельные звуки. Руки дрожали, ногти впивались в ладони, оставляя багровые полумесяцы. В голове мелькали образы: пустота, мрак, небытие. Голос шептал, сначала тихо, потом все громче, предлагая единственный выход из этой бесконечной муки. «Закончи это. Просто закончи...». Каждая клеточка тела протестовала, но разум уже был отравлен ядом безысходности. Она чувствовала, как что-то ломается внутри, как рушится последний бастион, удерживающий ее от падения в пропасть. Ноги подкашивались, комната плыла перед глазами, и все вокруг становилось зыбким и нереальным. Лишь этот навязчивый голос оставался неизменным, предлагая избавление от боли, от страха, от самой себя. Зеркало продолжало безмолвно отражать ее муки, как бесстрастный свидетель её приближающейся гибели.
***
Вдруг Аня успокоилась. Тишина. Удар. Стекло разлетелось в щепки. Теперь она больше не видела себя. Никогда не смотрелась отныне в зеркало, чтобы не испытывать пренебрежение к себе.
— Я х... хотела... понрав... понравиться себе... — захлёбываясь в слезах, резко отвернулась девушка.
— Понравилась? — спросила мама.
Она подняла футболку и с болью посмотрела на свои выпирающие кости.
— Нет, не понравилась... — и вдруг осознала, что жила для других.
Показы, кастинги, деньги — из-за всей этой славы в порыве гнева она лишилась общения с друзьями. Они её бросили. Аня помнила тот вечер, когда всё началось. Празднование её первого крупного контракта. Шампанское лилось рекой, комплименты сыпались со всех сторон. Девушка купалась во внимании, опьянённая собственным успехом, рассказывала о предстоящих съёмках, о Париже, о новых возможностях. Говорила, говорила, говорила, не замечая, как меняются лица друзей. В какой-то момент Света, её близкая подруга с детства, перебила её: «Ань, а ты помнишь, как мы мечтали вместе открыть свою кондитерскую?». Аня замялась, не зная, что ответить. Кондитерская казалась такой далекой, такой несерьёзной, незначительной по сравнению с тем, что происходило в её жизни сейчас. «Свет, ну ты же понимаешь...» — начала она, но подруга оборвала. «Да, Ань, я понимаю. Ты стала другой. Нам с тобой больше даже не о чем поговорить». Слова Светы прозвучали, как приговор. Но подруга на этом не остановилась: «Ты продаёшь своё тело! Ходишь по подиумам полуголая, позволяешь этим старикам пялиться на тебя, как на кусок мяса. Ты думаешь, это искусство? Это не искусство, это просто дешёвая торговля собой! Ты стала живой рекламой, тряпкой, которую используют и выбрасывают! Думаешь, тебя уважают? Да над тобой просто смеются за спиной! Думаешь, это карьера? Да это просто временное увлечение, которое закончится, как только ты постареешь и станешь никому не нужна. И тогда ты вернешься к нам, с поджатым хвостом, просить прощения. Но знай, Аня, мы тебя не примем. Ты предала себя, ты предала нас и всё, что мы когда-то ценили. Теперь ты будешь одна. Навсегда одна. Со своей славой, деньгами, со своей пустой и бессмысленной жизнью». С каждым словом Светы Аню словно обливали ледяной водой. Но это была не обычная вода, а кислота, разъедающая ее изнутри. Девушка пыталась что-то сказать в ответ, оправдаться, объяснить, но горло сдавило спазмом, и она могла лишь судорожно глотать воздух. Слова «подруги» обрушились на неё, как камнепад, дробя в пыль всё то, во что Анна верила. Вскоре девушка узнала правду. Они все вместе перестали с ней общаться. Света, Максим, Катя — все, с кем Анна делила радости и горести, все, кто поддерживал её в трудные времена, отвернулись от неё. Может, она сама была виновата? Она забыла о них, перестала быть той, с кем им было интересно, стала высокомерной и самовлюбленной. Но разве это преступление — стремиться к лучшему? Разве она виновата в том, что ей улыбнулась удача, что она оказалась в нужном месте в нужное время? Разве она должна была отказаться от всего этого, чтобы не обидеть своих друзей? Анна потеряла не просто друзей, она потеряла часть себя. Слёзы текли по ее щекам, обжигая кожу, как кислота. Девушка рыдала, задыхаясь от обиды и отчаяния. Ей казалось, что мир рухнул, что она осталась одна в этом огромном, чужом мире. И в этот момент, когда она была так уязвима и одинока, она осознала, что слава и деньги ничего не значат, если рядом нет тех, кто тебя любит и принимает таким, какой ты есть. Было слишком поздно. Они ушли, оставив её наедине со славой и своим горем. И эта потеря ранила её гораздо сильнее, чем любой кастинг или любой отказ.
Аня отошла от зеркала и молча направилась в свою комнату. Внезапно что-то щелкнуло внутри. Она должна была найти в себе силы вырваться. Мама стояла в ступоре. Через минуту девушка вышла и протянула ей баночку с таблетками. Женщина вопросительно посмотрела.
— Всё. — выдохнула Анна.
— Я горжусь тобой, Анечка! — в голосе женщины слышалось облегчение, смешанное с осторожной радостью.
Девушка вновь вернулась в свою комнату и подошла к письменному столу. Она взяла кружку с водой в руки. «Я избавлюсь от зависимости. Клянусь». — успела подумать девушка, прежде, чем проглотить последнюю таблетку, спрятанную в руке. Затем Анна подошла к письменному столу и открыла потайной ящик, спрятанный под стопкой старых учебников. Там, в бархатной коробочке, лежали они — маленькие белые таблетки, обещавшие ей забвение. Иллюзия надежды, которую девушка подарила маме, рассыпалась в прах вместе с её жизнью. Она поклялась избавиться от зависимости, но зависимость была не от таблеток, а от боли, отчаяния и безысходности.
(голосов: 5)
Категория: Страшные рассказы
