Назвать спонтанную идею «планом» не поворачивался язык. Хотя бы потому, что она была спонтанной. Ни разу не выверенной, не отрепетированной, не обговорённой и не учитывающей ничего, кроме одной лишь случайности. Небольшого шанса, крайне маленькой, но существующей вероятности. Вроде той, что продолжала теплиться в барабане его револьвера всякий раз, когда он ложился ему в руку.
Джет Грув — криминально-драматическая история с комедийной ноткой, где каждый герой наделён своим собственным характером. Джет Грув — история о жизни 6 персонажей, поневоле ставших членами экипажа воздушного суперлайнера «Уимс». Самолёт предназначен только для избранных — на нём летают богатейшие люди планеты, миллионеры и миллиардеры. Сюда нет доступа простым смертным. Экипаж Уимса — 6 членов банды грабителей «Короли кассы». Попытавшись однажды ограбить казино обладателя бессметных богатств, Мистера Крауна, преступники попали в авиационное рабство к богачу, который по совместительству оказался владельцем шикарного самолёта. Под страхом смерти Краун запирает «Королей кассы» на своём авиалайнере на неопределённый срок и заставляет решать проблемы звёзд, находящихся на борту «Уимса». Лишившись свободы и общения с родными и близкими, члены экипажа отчаялись, но постепенно сплотились и стали настоящей семьёй.
Джет Грув — криминально-драматическая история с комедийной ноткой, где каждый герой наделён своим собственным характером. Джет Грув — история о жизни 6 персонажей, поневоле ставших членами экипажа воздушного суперлайнера «Уимс». Самолёт предназначен только для избранных — на нём летают богатейшие люди планеты, миллионеры и миллиардеры. Сюда нет доступа простым смертным. Экипаж Уимса — 6 членов банды грабителей «Короли кассы». Попытавшись однажды ограбить казино обладателя бессметных богатств, Мистера Крауна, преступники попали в авиационное рабство к богачу, который по совместительству оказался владельцем шикарного самолёта. Под страхом смерти Краун запирает «Королей кассы» на своём авиалайнере на неопределённый срок и заставляет решать проблемы звёзд, находящихся на борту «Уимса». Лишившись свободы и общения с родными и близкими, члены экипажа отчаялись, но постепенно сплотились и стали настоящей семьёй.
«Уимс» дремал в аэропорту Лас-Вегаса, укрытый безлунной и беззвёздной ночью, и укромно прячущий свой несменный экипаж от посторонних глаз. Чёрные стёкла иллюминаторов, подобные грязно-угольному небосводу, слепо смотрели перед собой, напоминая в густой тьме печальные провалы. И сам он — огромный и одинокий — недвижно стоял подле ангаров в ожидании очередного рейса. На кухне — обычно маленьком пристанище для их беспокойной команды, — занимающей верхний ярус, царил сумрак, как и снаружи. Электронные часы на столе, поблёскивая едко-зелёным дисплеем, показывали половину третьего; скоро начнёт светать. Спать не хотелось, и, думалось человеку, вряд ли сегодня у него это получится. Их рабочий день начинался в шесть, а Тони не планировал уходить, не прикончив оставшиеся две трети бутылки недешёвого коньяка, чью стоимость, он был уверен, Мартин вычтет из его зарплаты. Которой, само собой, у него не было и в помине.
Но раз уж хитрец Краун заточил их в тюрьму класса «люкс», то пусть озаботится соответствующим обслуживанием, думал Тони, обновляя шот. Бывший мафиози планировал себе ни в чём не отказывать. Ни в выпивке, ни в развлечениях. Револьвер податливо лёг в руку, сталь холодила мозолистые пальцы, а барабан, который он небрежно прокрутил, на сей раз совершенно бездумно, скорее машинально, без былого азарта, неизменно таил один злосчастный патрон. Сегодня повезёт? Шот — залпом, висок привычно, точно шепча что-то неутешительное, ласкало дуло. Он взвёл курок, не отвлекаясь на шорох шагов и тень высокой фигуры Камелии, бог знает что забывшей у него посреди ночи.
— Тони, что ты делаешь? — только и успела сдавленно проговорить она, подавившись не то неуместным вскриком, всенепременно разбудившим бы остальных, не то обомлев в тот самый миг, когда палец твёрдо нажал на спусковой крючок, и глухая тишина едва дрогнула от сорвавшегося с её губ — облегченного ли? — выдоха.
— Играю, — безразлично отмахнулся сицилиец, откладывая «игрушку со смертью».
Сегодня не везёт.
— Револьвер, — вернув в тон уверенные, привычные властные нотки, потребовала девушка, протягивая руку, — отдай мне револьвер.
Сопротивляться он не стал, вложив в смуглую раскрытую ладонь Камелии запрошенное оружие, и подлил коньяка. Уже ей. Камелия такой жест любезности одобрила, но отступаться всё равно не планировала.
— И ножи, — строго добавила брюнетка, указывая плавным движением руки ему за спину.
— Исключено.
Это был уже, мягко сказать, перебор. Позволять находиться на кухне — одно, а диктовать на ней свои правила — другое. Чужие указания его совершенно не устраивали, и он подкрепил свой категоричный отказ, покачав головой.
— Поверить не могу, что ты вытворяешь подобное, — благоразумно решив не настаивать, проговорила девушка. Разумеется, она не верила, верно, она осуждала. — А если бы тебе на этот раз не повезло?!
Молчание показалось секундным испытанием, как и немой вопрос, застывший в чужих карих глазах. Тони только пожал плечами. Ему и так не повезло.
— Вот, значит, какой свободы ты хочешь? Почему бы тогда не устроить это сразу на месте, без твоих глупых игр? — шипя кошкой, она вскинулась со своего места, протягивая назад револьвер, и посмотрела с вызовом, практически животным, обычно несвойственным ей, но сейчас вполне справедливым.
Её тон изменился, заскользили приторно-сладкие нотки.
— Где же твои хвалебные речи про «семью»? «Один за всех», а? Неужели забыл? Глупец.
Она фыркнула и демонстративно отвернулась, не дождавшись ответа: оппонент молча пил и больше ей не предлагал. Вероятно, даже её не слушал.
— И как давно ты так играешь? — украдкой поинтересовалась Камелия. Уходить она не спешила, и Тони знал, что губительное любопытство не оставит её в покое. А она по такому случаю не оставит в покое его.
— Прилично, — уклончиво начал тот, но неопределённость девушку не устраивала, а он не видел смысла лукавить и дальше. — Каждый полёт.
Та в одночасье точно осунулась; хлопнул по столу револьвер, беспомощно опущенный обратно.
— Мы отработали больше ста рейсов, — глухо осведомила брюнетка, поднимая взгляд. Она жаждала объяснений, быть может, даже оправданий, но в её глазах уже заледенело смирение.
— Что сказать, мне не везёт.
— Боже.
— Бог на вашей стороне. Он явно не хочет, чтобы мои обещания канули в Лету. Некрасиво получится.
Действительно, некрасиво. Вряд ли содержимое его черепной коробки украсит хоть что-то своим хаотичным присутствием на борту «Уимса». Идеальная во всех смыслах кухня явно не нуждалась в кровавых разводах. И если по такому случаю его друзьям покровительствовали неведомые высшие силы, на его стороне по неизвестной причине держалась, разве что, какая-то уж откровенно пришибленная, явно нездоровая удача и сопутствующее ей совершенно незаслуженное везение, раз за разом отводящее смерть. Не то, чтобы он радовался такому исходу событий, жаловаться — тоже грех, но сдерживать удивление не получалось. Потому что, несмотря на регулярные, как их окрестил Тони «неудачи», пока оставался шанс — тот единственный, в виде смертельно затаившейся в барабане пули — его нельзя было исключать. Любая игра имеет закономерный конец, и однажды, сицилиец знал, он доиграется.
— По теории вероятности ты в итоге добьёшься своего, — сухо озвучила его мысли Камелия. — Не исключено, что уже сегодня.
— Верно, я не могу играть вечно, как и мы не можем здесь столько же оставаться, — неизменную сталь голоса перекрывало едва сдерживаемое раздражение. — Меня достал этот самолёт!
«Уимс» опостылел всему экипажу, и глупо было бы предполагать, что хоть кто-то хотел томиться на нём ещё дольше.
— А я думала, тебе нравится, — саркастично подметила девушка, прикрывая глаза, словно в намерении не замечать чужих эмоций. — Знаешь, гонять крауновский коньяк и играть в «рулетку». Это же всё, чем ты тут занимаешься? Мне бы, наверное, тоже понравилось.
Камелия дразнила, но её тон, удивительно, хранил в себе хладную укоризну. Говоря играючи, она продолжала попрекать его за неподобающее поведение.
— Что думаешь, мне стоит тоже попробовать?
Попробовать? Прикипеть к этому бессмысленному ритуалу, ставшему, на самом деле, единственной проверкой реальности происходящего? Его здравомыслия? Кто бы мог предположить, что даже такие королевские хоромы могут так быстро потерять свою яркость, вкус и всякое очарование. Сицилийцы в плен не сдаются, верно? Да, как же. Они играют со смертью, думая, что таким образом хоть немного оправдывают собственную покорность. С Мартином приходится быть покорным.
Это в какой-то степени тоже оправдание.
— Не стоит, — лаконично припечатал Тони, забирая из рук Камелии этакую «эстафету» сегодняшней ночи. Длинные тонкие пальцы с идеальным маникюром послушно отпустили револьвер, позволив тому спрятаться в одном из выдвижных ящиков стола.
— Выходит, и тебе тоже. Девушка поймала на себе непонимающий взгляд зелёных глаз.
— Чем ты лучше меня?
Ему хотелось бы ответить, назвать пару пунктов, возможно, чуть больше. Он не привык считать свои недостатки, и не сомневался, что достоинств куда больше, но вовремя придержал язык. Если так подумать, Камелия права. Ему в самом деле не стоило продолжать и дальше развлекаться со смертью в гордом одиночестве, наивно ожидая, когда убогие стены исчезнут резко. И навсегда. Такая свобода присуща романтикам или идиотам, Тони не видел разницы. Сгинуть с самолёта — как и сгинуть в принципе — это совсем не то же самое, что заставить сгинуть самолёт.
— Надо бежать, — заключил он в глухую пустоту кухни, задержав взгляд на подруге, продолжающей смотреть на него с холодным безразличием.
— Неужели? — вскинула она брови, даже не стараясь разыграть изумление. Длинные крепкие ногти раздражающе застучали по лакированному дереву. — Да, возможно, ты прав, не припомню, чтобы мы договаривались здесь остаться.
— Хватит, Камелия, — грубо одернул её Тони, нависнув над столом, — не устала ломать комедию?
— А ты? Не приди я сюда, ты бы даже не подумал останавливаться, или я не права?
Он не планировал останавливаться даже сейчас, но этого ей знать было не положено. Пока что.
— А зачем ты сюда пришла? — Вопрос долгожданный и вполне закономерный. Что-то привело её сюда, и это явно был не голод, несмотря на самое очевидное — сицилиец был поваром.
— Не спится, — отмахнулась Камелия на удивление искренне. Спалось на «Уимсе» в самом деле, плохо, и, видимо, не только ему.
— Тогда, ты ошиблась местом, — непроизвольно подыграл ей Тони, на сей раз разливая уже обоим остатки того, что таила в себе начатая сегодня после своеобразного отбоя бутылка. Спиться было не самым плохим решением, но далеко не идеальным. Девушка только вздохнула на эту спонтанную попытку пошутить, но отказываться от выпивки не стала.
— Ты прекрасно знаешь, что мы не можем здесь торчать, — вернулся к прошлой теме Тони, когда брюнетка жестом попросила повторить, но под рукой больше ничего не оказалось.
— На данный момент я знаю, что ты говоришь очевидные вещи.
— И это тебя не смущает?
— Что?
Настала его очередь награждать собеседницу многозначительным взглядом, и его был полон снисхождения. Такого, на которое он только был способен. Алкоголь действовал явно не на него.
— Я когда-то говорил очевидное? — Едва прослеживающаяся в полумраке улыбка чуть дрогнула, чтобы тут же исчезнуть. — Иди, собери остальных в конференц-зале. Камелия настороженно покосилась на него и с трепетом недоверия произнесла:
— У тебя появился план?
— Возможно.
Назвать спонтанную идею «планом» не поворачивался язык. Хотя бы потому, что она была спонтанной. Ни разу не выверенной, не отрепетированной, не обговорённой и не учитывающей ничего, кроме одной лишь случайности. Небольшого шанса, крайне маленькой, но существующей вероятности. Вроде той, что продолжала теплиться в барабане его револьвера всякий раз, когда он ложился ему в руку. «Планом» идея была лишь потому, что возникла, имела пару обязательных для выполнения пунктов, и, в теории, оканчивалась подобием успеха. В абсолютный успех Тони не верил хотя бы потому, что они имели дело с Мартином Крауном, а не каким-нибудь не безликим разве что в СМИ случайным миллионером, способным спустить всё на тормозах. Спонтанную идею в отличие от очередного плана остальные ребята вряд ли одобрят так легко, но действовать у них за спиной казалось чем-то ещё более подлым и низменным, нежели регулярные игры с «пушкой» по ночам в компании с безрассудством. Они уже были на территории врага и наглядно убедились, что чужих правил Краун не принимает, значит, нужно соглашаться с ним, чтобы иметь хоть какие-то шансы. Логично, разумно, само собой, думал Тони, ожидая остальных на удобно расположенном круглом жёлтом диване посреди зала. Захочет ли Мартин принимать в свою игру «новичков» и захотят ли остальные «Асы» ими стать? Наверное, повышение из «рабов» в «новички» они всё же одобрят. Дело за капризным стервятником. Тишина, что странно, мешала думать. В большей степени, чем гуляющий в крови алкоголь. Правда, обдумывать было уже нечего. Всё предельно просто, осталось разложить всё по полкам перед друзьями, и понадеяться на лучшее. В их арсенале, в принципе, уже давно не осталось ничего, кроме надежды. Дверь открылась с глухим звуком, знаменуя начало отсчёта несуществующего таймера. Времени, за которое Тони должен убедить ребят в действенности своей идеи. Он знал их слишком давно и слишком хорошо, чтобы понять: они тянуть резину не станут.
— У нас тайное собрание? — с привычным энтузиазмом вопросила Линда, явно очарованная внезапным ночным совещанием посреди конференц-зала, где одна маленькая кнопка на злосчастном пульте отделяла их от прямой связи с «хозяином». Тут же закипевшие разговоры безжалостно кромсали тишину.
— Вроде того.
— Это не могло подождать до утра?
— Утром у нас новый рейс. Уверен, что у тебя нашлось бы время на переговоры?
— Переговоры? С Крауном?
— И да, и нет.
— С ним нельзя вести переговоры, он не понимает человеческой речи.
— Глупости, мы с ним часто говорим! Может, это телепатия? Я слышала, она универсальная. Да, чесать своим поганым языком Краун явно любил. Любил, потому что делал это весьма умело.
— Телепатия не так работает.
— Она никак не работает.
Галдели они ещё какое-то время и совершенно не по теме, словно пустозвонный трёп мог отсрочить то, за чем пришлось собраться в такую рань.
— Так, может, мы обсудим дело? — встряла, наконец, Камелия как общий глас рассудка. — У Тони план.
Пять пар глаз испытующе уставились на него.
— Не план, — поправил сицилиец, заранее избавляя себя от лишних вопросов. — Идея.
— Да хоть предложение по револьверу каждому, — отмахнулась, перебросив через плечо тугой хвост жёстких волос, девушка. — Выкладывай.
Чужое нетерпение стало едва ли не физически ощутимым, стрекочущей массой зависнув в воздухе, подобно смогу. Слов про револьвер, разумеется, никто не понял.
— Мы не можем отсюда сбежать, — начал Тони, не особо стремясь звучать воодушевляюще, а потому под напором чужих пытливых взглядов, резко оборвал, — поэтому мы себя выкупим.
Заявление словно с реальным звоном разбилось о стену чужого недоумения.
— Выкупим? — холодно переспросила Инь, складывая руки, и что-то похожее на сарказм проскальзывало за непроницаемой оболочкой её привычной отчужденности. — Ещё чего?
— Он миллиардер, Тони, — вкрадчиво напомнил Диджи, щёлкнув несколько раз пальцами, привлекая к себе внимание. — Чем ты собрался его удивить? И чем предлагаешь откупаться нам?
То, что Краун, как самый настоящий богатый мажор, жёг свои грязные купюры направо и налево, Тони не сомневался, как и в том, что при этом он всё ещё любил получать их снова и снова. Значит, шансы были, но речь шла не о деньгах.
— Сейчас — ничем, — как ни в чём не бывало покачал головой бывший мафиози. — Но раньше мы грабили банки, это всё-таки что-то должно значить? Или я не прав?
— Ему не нужна шайка аферистов вроде нас только для того, чтобы обчищать других.
Трезвое замечание Инь сразу заполучило немое одобрение остальных. Переговоры превращались в соревнование. Одни доводы перевешивали другие, и уравновесить их не представлялось возможным. Впрочем, Тони не планировал приходить к компромиссу.
— Верно, он и без нас хорошо справляется. — Камелия выражала скепсис.
— А какие у нас есть варианты? Предлагаете просидеть здесь десять лет в надежде, что он нас отпустит?
Тишина послужила ответом. Недолгая, но весьма красноречивая в своём секундном наличии.
— Нет, но...
— Мы ему не нужны даже на «Уимсе», неужели не ясно? Для него это лишь очередная игра в «надзирателя» с крысами под наблюдением.
— Не будет же он следить за нами всё время, — неопределенно предположил Шон в повисшей паузе.
— Рано или поздно всё надоедает.
Тони коротко кивнул.
— Поэтому нужно предложить альтернативы на своих условиях, чтобы не остаться в проигрыше, и чтобы Крауну тоже было интересно. На крайний случай, — фантазии рисовали красочные, желанные картины в сознании, заставляли невольно склабиться, — его всегда можно убить, ведь он такой же человек.
— То есть, серьезно? Мы бросаемся из одной крайности в крайность?! И неясно было, что заставляет Камелию так остро реагировать. Вряд ли сам факт убийства: как ни распинался Тони о столь славном предложении, подобной возможности на самом деле не предвиделось.
— А когда мы так не делали?
— Да, но стелиться под этого богатого прощелыгу? Ни за что, — хмыкнула Инь, и на её лице не дрогнул ни один мускул. — Пусть подавится этим самолётом и своим казино.
— Ты отказываешься от шанса сбежать, даже не попробовав? — Скрыть осуждение не получилось, но ему всё равно никто не предал значения.
— Я не собираюсь так унижаться перед ним, зная, что это ни к чему не приведёт. Если бы он хотел с нами сотрудничать — не запер бы здесь.
— Или же, он бы вызвал копов, — предположил сицилиец, когда понимание того, что его идея угасает быстрее, чем он рассчитывал, вклинилось в сознание.
— Копы — не так забавно, в отличие от рабства.
Чужое упрямство почти что пугало, и за страхом, в стремлении его подавить, поднималось что-то большее, что-то страшное. Чёрное, жгучее, едкое. Такое знакомое и при этом совершенно чужое, словно никогда ему не принадлежавшее.
— С каких пор вы стали отказываться от шанса оказаться на свободе? Это принципы или «Уимс» оказался настолько хорош, что вы теперь и не хотите его покидать?! — Он бросил слова резко, неосторожно, совсем разгорячёно, питая их той всполошившейся чернью. Обвинения сквозили в каждом слове, питали каждый звук и грозились окончательно свести шансы к нулю.
Сегодня не везёт, определённо, сегодня не его день или, возможно, целая жизнь, раз вместо того, чтобы сейчас при хороших деньгах скрываться от ищеек где-нибудь на островах, он томится на борту чёртовой тюрьмы, чёртового класса «люкс».
— С тех, когда в деле стал фигурировать Краун, — припечатала Камелия, и карие глаза блеснули пылкой решимостью. — Да, это принципы, Тони, такие же, как у тебя. Соглашаясь работать на Крауна, мы не обретаем свободу, к тому же, не похоже, что он собирается нанимать нас. Пытаться дослужиться до слуг? Ты этого хочешь?
— Работать официально — лучше, чем сидеть в клетке.
— И чем же? Тебе достанется клетка пошире, и ты, возможно, даже не сразу различишь её прутья, — тоном, не терпящим возражений, заключила она.
— Без обид, но если нет других вариантов, я не собираюсь в этом участвовать. Сицилиец окинул взглядом собравшихся с немым вопросом. В поддержку девушки робко поднялся лес рук, и ему пришлось сдать позиции. Спор был проигран.
— Пойми, он не отпустит нас так легко, его глаза и уши повсюду.
Не отпустит сам, как и не даст тихо улизнуть. В чём тогда разница? Зачем пытаться? Скрываться придётся в любом случае, проблема лишь в том, как далеко они хотят зайти в вопросе желанной свободы. Как видно, не достаточно далеко, чтобы позволить себе играть в игру Мартина с ним на равных.
Разошлись, ничего не решив. Вернее, не решили остальные, наверняка предпочтя оставить план побега на потом, когда подвернётся удачный случай, или что-нибудь ещё, помимо «спонтанной идеи». И всё у них с первого дня держалось на ненужной осторожности, на страхе, на — чёрт бы её побрал — гордости. Мартин их сцапал, Мартин их и отпустит. Этот факт нужно принять, для начала с ним нужно смириться. «Асы» мириться не хотят, утихомирить свою строптивость — тем более.
На выходе Линда еще что-то щебетала о метафорических «глазах и ушах» и о том, что звонить Крауну в четвертом часу утра — дело подлое, нормальные люди ещё спят. Странно, что её вообще волнует режим сна этого мажора. Но Мартин Краун — не человек. И это подтверждает не то, что он виртуозен, как сам Дьявол, не то, что спустя пару секунд ожидания установки связи на незаурядном огромном дисплее возникла его статная, одетая в безупречный кремовый костюм фигура с лукаво смотрящими гетерохромными глазами и замершей изломанной улыбкой.
— Рад видеть, Тони, — привычно лебезил Мартин, усмехаясь в идеально ровные белоснежные зубы. — Чем обязан?
— Есть предложение, — с ходу в лоб ударил сицилиец, выжидающе смотря в немигающие глаза миллиардера. Тот самозабвенно откинулся в кресле, и, чуть покачивая рукой, закованной в чёрную кожу перчатки, протянул:
— Нет, нет, нет. Предложения — моя прерогатива.
Он выждал секунду-другую, изучая неизменный бокал, словно сейчас было место интриге, и, не убирая ухмылки, обрубил:
— Я не заинтересован.
Тишина и темнота навалились резко, как только связь оборвалась, словно в намерении отомстить за нарушение их покоя. Играть Краун пока что не хочет, по крайней мере вместе с ними. Во внутреннем кармане тяготел револьвер. Шанс — один к шести. Вероятность, что Мартин согласится, мала, но по-прежнему существует, Тони не сомневался. Барабан скрежещет, всё просто. Пока шанс на победу есть — игра продолжается. Сегодня снова не везёт, но слоган Тони по жизни давно уже стал "Лучше бы раньше, но раньше уже закончилось".
Когда-то шестеро членов банды грабителей «Асы кассы» (они же "Короли кассы") однажды попытались ограбить казино обладателя несметных богатств Мартина Крауна и были схвачены его службой безопасности. Краун не передал их в полицию, но под страхом смерти обратил преступников в фактическое рабство, пользуясь их бесплатным трудом как компенсацией за попытку ограбления. Он запер их на своём авиалайнере на неопределённый срок в качестве экипажа. Отсутствие у «Ассов кассы», и в частности, у пилота Шона, авиационного образования не мешает этому. «Уимс» настолько технологически совершенен, что не нуждается в пилоте даже в момент взлета или посадки. А в редких случаях, когда вмешательство человека необходимо, ответственность на себя берет Камелия, которая разбирается в технике.
Самолёт служит воздушным такси только избранным представителям высших классов, билеты на него сверхдороги. На нём летают и ведут беззаботную сладкую жизнь богатейшие люди со всей планеты, миллионеры и миллиардеры, звёзды и другие знаменитости. Сюда нет доступа простым смертным. В каждый раз Краун заставляет экипаж выполнять малейшие прихоти и решать странные проблемы пассажиров, находящихся на борту «Уимса». Неудача грозит страшными карами со стороны разгневанного миллиардера.
Экипаж состоящий из стереотипов:
* Шон — англичанин. Командир и пилот самолёта, хотя и не имеет никакой специальной подготовки. Не очень умный, но весёлый и задорный. Помешан на девушках и на знакомствах, свободное время проводит, пытаясь соблазнять каждую красивую пассажирку, но всегда безуспешно. У него внешность плейбоя, коротко стриженные белые или седеющие волосы, серые глаза. Носит солнцезащитные очки, но не всегда.
* Инь — китаянка, стюардесса. Самая умная и внимательная. Внешне безэмоциональна, но иногда проявляет свой резкий характер. Владеет искусством массажа и боевыми искусствами. Тёмно-синие короткие волосы, чёрные глаза, зелёные тени, бледная кожа, бордовая помада. На спине имеется татуировка в виде дракона. Детство девушки прошло в трущобах Шанхая.
* Камелия — афро-американка, стюардесса. Умна, обаятельна, очень властный характер. Настоящий лидер и неофициальный командир экипажа. Часто попрекает Линду. Специалист по технике. Чёрные волосы, собранные в хвост, карие глаза, розовые тени, коричневая помада, всегда носит серьги в виде треугольника, собранного из 3 маленьких треугольников.
* Линда — блондинка, француженка, стюардесса. Немного глуповата, все принимает за чистую монету, но очень обаятельна. Её прическа похожа на купол, она голубоглаза. Голубые тени, розовая помада под цвет униформы, бледная кожа. Пожилые люди обожают ее.
* Тони — сицилиец, принадлежит к влиятельному мафиозному клану. Повар «Уимса», предпочитает итальянскую кухню. Очень обаятелен, хитёр, умён. Ярко выраженное чувство чести усложняет ему жизнь. У него зелёные глаза, чёрные короткие волосы. Пассажирам нравится его мрачное очарование. Не прочь провернуть какую-нибудь оферу под чьим-то носом.
* Диджи — индиец. Бармен «Уимса», известен отличными коктейлями. Характер ласковый и манерный. Умеет красиво говорить и заговаривать зубы, не скрывает этого и не стесняется флиртовать с пассажирами, хотя и не всегда безошибочно опознает подходящих для своих маленьких хитростей. Искусный карманник. Тёмная кожа, чёрно-синие волосы, борода, голубые глаза.
* Мартин Краун (мистер Краун) — миллиардер, владелец самолёта «Уимс». Строг и жесток, безжалостен к экипажу, любит его запугивать. Тем не менее, всё время улыбается и имеет публичный образ популярного человека и филантропа. Коричневые волосы, один глаз зелёный, другой голубой. Белый костюм. Самовлюблённый нарцисс и мажор.
* Охранники Крауна. Многочисленные сотрудники службы безопасности (частной армии). Похожи друг на друга, как старый день. Белые костюмы.
Каждый герой наделён своим собственным характером, внешностью и национальностью. Мало кто знает, но в глубине души ребята тоскуют по своим семьям, родным и друзьям, но никто не знает, как Тони иногда иногда задумывается в четырёх углах о своей возлюбленной — Луизе. Она должна была стать его невестой, дочь важно поставленного сицилийского мафиозники, но их чувства не были предрешены меркантильным расчётом. Их чувства были искренними, честными, взаимными и что ни на есть настоящими. Нередко он задумывался в глубокой ночи, что проще: спрыгнуть с самолёта или застрелиться в тихую в тёмном уголке?
Но раз уж хитрец Краун заточил их в тюрьму класса «люкс», то пусть озаботится соответствующим обслуживанием, думал Тони, обновляя шот. Бывший мафиози планировал себе ни в чём не отказывать. Ни в выпивке, ни в развлечениях. Револьвер податливо лёг в руку, сталь холодила мозолистые пальцы, а барабан, который он небрежно прокрутил, на сей раз совершенно бездумно, скорее машинально, без былого азарта, неизменно таил один злосчастный патрон. Сегодня повезёт? Шот — залпом, висок привычно, точно шепча что-то неутешительное, ласкало дуло. Он взвёл курок, не отвлекаясь на шорох шагов и тень высокой фигуры Камелии, бог знает что забывшей у него посреди ночи.
— Тони, что ты делаешь? — только и успела сдавленно проговорить она, подавившись не то неуместным вскриком, всенепременно разбудившим бы остальных, не то обомлев в тот самый миг, когда палец твёрдо нажал на спусковой крючок, и глухая тишина едва дрогнула от сорвавшегося с её губ — облегченного ли? — выдоха.
— Играю, — безразлично отмахнулся сицилиец, откладывая «игрушку со смертью».
Сегодня не везёт.
— Револьвер, — вернув в тон уверенные, привычные властные нотки, потребовала девушка, протягивая руку, — отдай мне револьвер.
Сопротивляться он не стал, вложив в смуглую раскрытую ладонь Камелии запрошенное оружие, и подлил коньяка. Уже ей. Камелия такой жест любезности одобрила, но отступаться всё равно не планировала.
— И ножи, — строго добавила брюнетка, указывая плавным движением руки ему за спину.
— Исключено.
Это был уже, мягко сказать, перебор. Позволять находиться на кухне — одно, а диктовать на ней свои правила — другое. Чужие указания его совершенно не устраивали, и он подкрепил свой категоричный отказ, покачав головой.
— Поверить не могу, что ты вытворяешь подобное, — благоразумно решив не настаивать, проговорила девушка. Разумеется, она не верила, верно, она осуждала. — А если бы тебе на этот раз не повезло?!
Молчание показалось секундным испытанием, как и немой вопрос, застывший в чужих карих глазах. Тони только пожал плечами. Ему и так не повезло.
— Вот, значит, какой свободы ты хочешь? Почему бы тогда не устроить это сразу на месте, без твоих глупых игр? — шипя кошкой, она вскинулась со своего места, протягивая назад револьвер, и посмотрела с вызовом, практически животным, обычно несвойственным ей, но сейчас вполне справедливым.
Её тон изменился, заскользили приторно-сладкие нотки.
— Где же твои хвалебные речи про «семью»? «Один за всех», а? Неужели забыл? Глупец.
Она фыркнула и демонстративно отвернулась, не дождавшись ответа: оппонент молча пил и больше ей не предлагал. Вероятно, даже её не слушал.
— И как давно ты так играешь? — украдкой поинтересовалась Камелия. Уходить она не спешила, и Тони знал, что губительное любопытство не оставит её в покое. А она по такому случаю не оставит в покое его.
— Прилично, — уклончиво начал тот, но неопределённость девушку не устраивала, а он не видел смысла лукавить и дальше. — Каждый полёт.
Та в одночасье точно осунулась; хлопнул по столу револьвер, беспомощно опущенный обратно.
— Мы отработали больше ста рейсов, — глухо осведомила брюнетка, поднимая взгляд. Она жаждала объяснений, быть может, даже оправданий, но в её глазах уже заледенело смирение.
— Что сказать, мне не везёт.
— Боже.
— Бог на вашей стороне. Он явно не хочет, чтобы мои обещания канули в Лету. Некрасиво получится.
Действительно, некрасиво. Вряд ли содержимое его черепной коробки украсит хоть что-то своим хаотичным присутствием на борту «Уимса». Идеальная во всех смыслах кухня явно не нуждалась в кровавых разводах. И если по такому случаю его друзьям покровительствовали неведомые высшие силы, на его стороне по неизвестной причине держалась, разве что, какая-то уж откровенно пришибленная, явно нездоровая удача и сопутствующее ей совершенно незаслуженное везение, раз за разом отводящее смерть. Не то, чтобы он радовался такому исходу событий, жаловаться — тоже грех, но сдерживать удивление не получалось. Потому что, несмотря на регулярные, как их окрестил Тони «неудачи», пока оставался шанс — тот единственный, в виде смертельно затаившейся в барабане пули — его нельзя было исключать. Любая игра имеет закономерный конец, и однажды, сицилиец знал, он доиграется.
— По теории вероятности ты в итоге добьёшься своего, — сухо озвучила его мысли Камелия. — Не исключено, что уже сегодня.
— Верно, я не могу играть вечно, как и мы не можем здесь столько же оставаться, — неизменную сталь голоса перекрывало едва сдерживаемое раздражение. — Меня достал этот самолёт!
«Уимс» опостылел всему экипажу, и глупо было бы предполагать, что хоть кто-то хотел томиться на нём ещё дольше.
— А я думала, тебе нравится, — саркастично подметила девушка, прикрывая глаза, словно в намерении не замечать чужих эмоций. — Знаешь, гонять крауновский коньяк и играть в «рулетку». Это же всё, чем ты тут занимаешься? Мне бы, наверное, тоже понравилось.
Камелия дразнила, но её тон, удивительно, хранил в себе хладную укоризну. Говоря играючи, она продолжала попрекать его за неподобающее поведение.
— Что думаешь, мне стоит тоже попробовать?
Попробовать? Прикипеть к этому бессмысленному ритуалу, ставшему, на самом деле, единственной проверкой реальности происходящего? Его здравомыслия? Кто бы мог предположить, что даже такие королевские хоромы могут так быстро потерять свою яркость, вкус и всякое очарование. Сицилийцы в плен не сдаются, верно? Да, как же. Они играют со смертью, думая, что таким образом хоть немного оправдывают собственную покорность. С Мартином приходится быть покорным.
Это в какой-то степени тоже оправдание.
— Не стоит, — лаконично припечатал Тони, забирая из рук Камелии этакую «эстафету» сегодняшней ночи. Длинные тонкие пальцы с идеальным маникюром послушно отпустили револьвер, позволив тому спрятаться в одном из выдвижных ящиков стола.
— Выходит, и тебе тоже. Девушка поймала на себе непонимающий взгляд зелёных глаз.
— Чем ты лучше меня?
Ему хотелось бы ответить, назвать пару пунктов, возможно, чуть больше. Он не привык считать свои недостатки, и не сомневался, что достоинств куда больше, но вовремя придержал язык. Если так подумать, Камелия права. Ему в самом деле не стоило продолжать и дальше развлекаться со смертью в гордом одиночестве, наивно ожидая, когда убогие стены исчезнут резко. И навсегда. Такая свобода присуща романтикам или идиотам, Тони не видел разницы. Сгинуть с самолёта — как и сгинуть в принципе — это совсем не то же самое, что заставить сгинуть самолёт.
— Надо бежать, — заключил он в глухую пустоту кухни, задержав взгляд на подруге, продолжающей смотреть на него с холодным безразличием.
— Неужели? — вскинула она брови, даже не стараясь разыграть изумление. Длинные крепкие ногти раздражающе застучали по лакированному дереву. — Да, возможно, ты прав, не припомню, чтобы мы договаривались здесь остаться.
— Хватит, Камелия, — грубо одернул её Тони, нависнув над столом, — не устала ломать комедию?
— А ты? Не приди я сюда, ты бы даже не подумал останавливаться, или я не права?
Он не планировал останавливаться даже сейчас, но этого ей знать было не положено. Пока что.
— А зачем ты сюда пришла? — Вопрос долгожданный и вполне закономерный. Что-то привело её сюда, и это явно был не голод, несмотря на самое очевидное — сицилиец был поваром.
— Не спится, — отмахнулась Камелия на удивление искренне. Спалось на «Уимсе» в самом деле, плохо, и, видимо, не только ему.
— Тогда, ты ошиблась местом, — непроизвольно подыграл ей Тони, на сей раз разливая уже обоим остатки того, что таила в себе начатая сегодня после своеобразного отбоя бутылка. Спиться было не самым плохим решением, но далеко не идеальным. Девушка только вздохнула на эту спонтанную попытку пошутить, но отказываться от выпивки не стала.
— Ты прекрасно знаешь, что мы не можем здесь торчать, — вернулся к прошлой теме Тони, когда брюнетка жестом попросила повторить, но под рукой больше ничего не оказалось.
— На данный момент я знаю, что ты говоришь очевидные вещи.
— И это тебя не смущает?
— Что?
Настала его очередь награждать собеседницу многозначительным взглядом, и его был полон снисхождения. Такого, на которое он только был способен. Алкоголь действовал явно не на него.
— Я когда-то говорил очевидное? — Едва прослеживающаяся в полумраке улыбка чуть дрогнула, чтобы тут же исчезнуть. — Иди, собери остальных в конференц-зале. Камелия настороженно покосилась на него и с трепетом недоверия произнесла:
— У тебя появился план?
— Возможно.
Назвать спонтанную идею «планом» не поворачивался язык. Хотя бы потому, что она была спонтанной. Ни разу не выверенной, не отрепетированной, не обговорённой и не учитывающей ничего, кроме одной лишь случайности. Небольшого шанса, крайне маленькой, но существующей вероятности. Вроде той, что продолжала теплиться в барабане его револьвера всякий раз, когда он ложился ему в руку. «Планом» идея была лишь потому, что возникла, имела пару обязательных для выполнения пунктов, и, в теории, оканчивалась подобием успеха. В абсолютный успех Тони не верил хотя бы потому, что они имели дело с Мартином Крауном, а не каким-нибудь не безликим разве что в СМИ случайным миллионером, способным спустить всё на тормозах. Спонтанную идею в отличие от очередного плана остальные ребята вряд ли одобрят так легко, но действовать у них за спиной казалось чем-то ещё более подлым и низменным, нежели регулярные игры с «пушкой» по ночам в компании с безрассудством. Они уже были на территории врага и наглядно убедились, что чужих правил Краун не принимает, значит, нужно соглашаться с ним, чтобы иметь хоть какие-то шансы. Логично, разумно, само собой, думал Тони, ожидая остальных на удобно расположенном круглом жёлтом диване посреди зала. Захочет ли Мартин принимать в свою игру «новичков» и захотят ли остальные «Асы» ими стать? Наверное, повышение из «рабов» в «новички» они всё же одобрят. Дело за капризным стервятником. Тишина, что странно, мешала думать. В большей степени, чем гуляющий в крови алкоголь. Правда, обдумывать было уже нечего. Всё предельно просто, осталось разложить всё по полкам перед друзьями, и понадеяться на лучшее. В их арсенале, в принципе, уже давно не осталось ничего, кроме надежды. Дверь открылась с глухим звуком, знаменуя начало отсчёта несуществующего таймера. Времени, за которое Тони должен убедить ребят в действенности своей идеи. Он знал их слишком давно и слишком хорошо, чтобы понять: они тянуть резину не станут.
— У нас тайное собрание? — с привычным энтузиазмом вопросила Линда, явно очарованная внезапным ночным совещанием посреди конференц-зала, где одна маленькая кнопка на злосчастном пульте отделяла их от прямой связи с «хозяином». Тут же закипевшие разговоры безжалостно кромсали тишину.
— Вроде того.
— Это не могло подождать до утра?
— Утром у нас новый рейс. Уверен, что у тебя нашлось бы время на переговоры?
— Переговоры? С Крауном?
— И да, и нет.
— С ним нельзя вести переговоры, он не понимает человеческой речи.
— Глупости, мы с ним часто говорим! Может, это телепатия? Я слышала, она универсальная. Да, чесать своим поганым языком Краун явно любил. Любил, потому что делал это весьма умело.
— Телепатия не так работает.
— Она никак не работает.
Галдели они ещё какое-то время и совершенно не по теме, словно пустозвонный трёп мог отсрочить то, за чем пришлось собраться в такую рань.
— Так, может, мы обсудим дело? — встряла, наконец, Камелия как общий глас рассудка. — У Тони план.
Пять пар глаз испытующе уставились на него.
— Не план, — поправил сицилиец, заранее избавляя себя от лишних вопросов. — Идея.
— Да хоть предложение по револьверу каждому, — отмахнулась, перебросив через плечо тугой хвост жёстких волос, девушка. — Выкладывай.
Чужое нетерпение стало едва ли не физически ощутимым, стрекочущей массой зависнув в воздухе, подобно смогу. Слов про револьвер, разумеется, никто не понял.
— Мы не можем отсюда сбежать, — начал Тони, не особо стремясь звучать воодушевляюще, а потому под напором чужих пытливых взглядов, резко оборвал, — поэтому мы себя выкупим.
Заявление словно с реальным звоном разбилось о стену чужого недоумения.
— Выкупим? — холодно переспросила Инь, складывая руки, и что-то похожее на сарказм проскальзывало за непроницаемой оболочкой её привычной отчужденности. — Ещё чего?
— Он миллиардер, Тони, — вкрадчиво напомнил Диджи, щёлкнув несколько раз пальцами, привлекая к себе внимание. — Чем ты собрался его удивить? И чем предлагаешь откупаться нам?
То, что Краун, как самый настоящий богатый мажор, жёг свои грязные купюры направо и налево, Тони не сомневался, как и в том, что при этом он всё ещё любил получать их снова и снова. Значит, шансы были, но речь шла не о деньгах.
— Сейчас — ничем, — как ни в чём не бывало покачал головой бывший мафиози. — Но раньше мы грабили банки, это всё-таки что-то должно значить? Или я не прав?
— Ему не нужна шайка аферистов вроде нас только для того, чтобы обчищать других.
Трезвое замечание Инь сразу заполучило немое одобрение остальных. Переговоры превращались в соревнование. Одни доводы перевешивали другие, и уравновесить их не представлялось возможным. Впрочем, Тони не планировал приходить к компромиссу.
— Верно, он и без нас хорошо справляется. — Камелия выражала скепсис.
— А какие у нас есть варианты? Предлагаете просидеть здесь десять лет в надежде, что он нас отпустит?
Тишина послужила ответом. Недолгая, но весьма красноречивая в своём секундном наличии.
— Нет, но...
— Мы ему не нужны даже на «Уимсе», неужели не ясно? Для него это лишь очередная игра в «надзирателя» с крысами под наблюдением.
— Не будет же он следить за нами всё время, — неопределенно предположил Шон в повисшей паузе.
— Рано или поздно всё надоедает.
Тони коротко кивнул.
— Поэтому нужно предложить альтернативы на своих условиях, чтобы не остаться в проигрыше, и чтобы Крауну тоже было интересно. На крайний случай, — фантазии рисовали красочные, желанные картины в сознании, заставляли невольно склабиться, — его всегда можно убить, ведь он такой же человек.
— То есть, серьезно? Мы бросаемся из одной крайности в крайность?! И неясно было, что заставляет Камелию так остро реагировать. Вряд ли сам факт убийства: как ни распинался Тони о столь славном предложении, подобной возможности на самом деле не предвиделось.
— А когда мы так не делали?
— Да, но стелиться под этого богатого прощелыгу? Ни за что, — хмыкнула Инь, и на её лице не дрогнул ни один мускул. — Пусть подавится этим самолётом и своим казино.
— Ты отказываешься от шанса сбежать, даже не попробовав? — Скрыть осуждение не получилось, но ему всё равно никто не предал значения.
— Я не собираюсь так унижаться перед ним, зная, что это ни к чему не приведёт. Если бы он хотел с нами сотрудничать — не запер бы здесь.
— Или же, он бы вызвал копов, — предположил сицилиец, когда понимание того, что его идея угасает быстрее, чем он рассчитывал, вклинилось в сознание.
— Копы — не так забавно, в отличие от рабства.
Чужое упрямство почти что пугало, и за страхом, в стремлении его подавить, поднималось что-то большее, что-то страшное. Чёрное, жгучее, едкое. Такое знакомое и при этом совершенно чужое, словно никогда ему не принадлежавшее.
— С каких пор вы стали отказываться от шанса оказаться на свободе? Это принципы или «Уимс» оказался настолько хорош, что вы теперь и не хотите его покидать?! — Он бросил слова резко, неосторожно, совсем разгорячёно, питая их той всполошившейся чернью. Обвинения сквозили в каждом слове, питали каждый звук и грозились окончательно свести шансы к нулю.
Сегодня не везёт, определённо, сегодня не его день или, возможно, целая жизнь, раз вместо того, чтобы сейчас при хороших деньгах скрываться от ищеек где-нибудь на островах, он томится на борту чёртовой тюрьмы, чёртового класса «люкс».
— С тех, когда в деле стал фигурировать Краун, — припечатала Камелия, и карие глаза блеснули пылкой решимостью. — Да, это принципы, Тони, такие же, как у тебя. Соглашаясь работать на Крауна, мы не обретаем свободу, к тому же, не похоже, что он собирается нанимать нас. Пытаться дослужиться до слуг? Ты этого хочешь?
— Работать официально — лучше, чем сидеть в клетке.
— И чем же? Тебе достанется клетка пошире, и ты, возможно, даже не сразу различишь её прутья, — тоном, не терпящим возражений, заключила она.
— Без обид, но если нет других вариантов, я не собираюсь в этом участвовать. Сицилиец окинул взглядом собравшихся с немым вопросом. В поддержку девушки робко поднялся лес рук, и ему пришлось сдать позиции. Спор был проигран.
— Пойми, он не отпустит нас так легко, его глаза и уши повсюду.
Не отпустит сам, как и не даст тихо улизнуть. В чём тогда разница? Зачем пытаться? Скрываться придётся в любом случае, проблема лишь в том, как далеко они хотят зайти в вопросе желанной свободы. Как видно, не достаточно далеко, чтобы позволить себе играть в игру Мартина с ним на равных.
Разошлись, ничего не решив. Вернее, не решили остальные, наверняка предпочтя оставить план побега на потом, когда подвернётся удачный случай, или что-нибудь ещё, помимо «спонтанной идеи». И всё у них с первого дня держалось на ненужной осторожности, на страхе, на — чёрт бы её побрал — гордости. Мартин их сцапал, Мартин их и отпустит. Этот факт нужно принять, для начала с ним нужно смириться. «Асы» мириться не хотят, утихомирить свою строптивость — тем более.
На выходе Линда еще что-то щебетала о метафорических «глазах и ушах» и о том, что звонить Крауну в четвертом часу утра — дело подлое, нормальные люди ещё спят. Странно, что её вообще волнует режим сна этого мажора. Но Мартин Краун — не человек. И это подтверждает не то, что он виртуозен, как сам Дьявол, не то, что спустя пару секунд ожидания установки связи на незаурядном огромном дисплее возникла его статная, одетая в безупречный кремовый костюм фигура с лукаво смотрящими гетерохромными глазами и замершей изломанной улыбкой.
— Рад видеть, Тони, — привычно лебезил Мартин, усмехаясь в идеально ровные белоснежные зубы. — Чем обязан?
— Есть предложение, — с ходу в лоб ударил сицилиец, выжидающе смотря в немигающие глаза миллиардера. Тот самозабвенно откинулся в кресле, и, чуть покачивая рукой, закованной в чёрную кожу перчатки, протянул:
— Нет, нет, нет. Предложения — моя прерогатива.
Он выждал секунду-другую, изучая неизменный бокал, словно сейчас было место интриге, и, не убирая ухмылки, обрубил:
— Я не заинтересован.
Тишина и темнота навалились резко, как только связь оборвалась, словно в намерении отомстить за нарушение их покоя. Играть Краун пока что не хочет, по крайней мере вместе с ними. Во внутреннем кармане тяготел револьвер. Шанс — один к шести. Вероятность, что Мартин согласится, мала, но по-прежнему существует, Тони не сомневался. Барабан скрежещет, всё просто. Пока шанс на победу есть — игра продолжается. Сегодня снова не везёт, но слоган Тони по жизни давно уже стал "Лучше бы раньше, но раньше уже закончилось".
Когда-то шестеро членов банды грабителей «Асы кассы» (они же "Короли кассы") однажды попытались ограбить казино обладателя несметных богатств Мартина Крауна и были схвачены его службой безопасности. Краун не передал их в полицию, но под страхом смерти обратил преступников в фактическое рабство, пользуясь их бесплатным трудом как компенсацией за попытку ограбления. Он запер их на своём авиалайнере на неопределённый срок в качестве экипажа. Отсутствие у «Ассов кассы», и в частности, у пилота Шона, авиационного образования не мешает этому. «Уимс» настолько технологически совершенен, что не нуждается в пилоте даже в момент взлета или посадки. А в редких случаях, когда вмешательство человека необходимо, ответственность на себя берет Камелия, которая разбирается в технике.
Самолёт служит воздушным такси только избранным представителям высших классов, билеты на него сверхдороги. На нём летают и ведут беззаботную сладкую жизнь богатейшие люди со всей планеты, миллионеры и миллиардеры, звёзды и другие знаменитости. Сюда нет доступа простым смертным. В каждый раз Краун заставляет экипаж выполнять малейшие прихоти и решать странные проблемы пассажиров, находящихся на борту «Уимса». Неудача грозит страшными карами со стороны разгневанного миллиардера.
Экипаж состоящий из стереотипов:
* Шон — англичанин. Командир и пилот самолёта, хотя и не имеет никакой специальной подготовки. Не очень умный, но весёлый и задорный. Помешан на девушках и на знакомствах, свободное время проводит, пытаясь соблазнять каждую красивую пассажирку, но всегда безуспешно. У него внешность плейбоя, коротко стриженные белые или седеющие волосы, серые глаза. Носит солнцезащитные очки, но не всегда.
* Инь — китаянка, стюардесса. Самая умная и внимательная. Внешне безэмоциональна, но иногда проявляет свой резкий характер. Владеет искусством массажа и боевыми искусствами. Тёмно-синие короткие волосы, чёрные глаза, зелёные тени, бледная кожа, бордовая помада. На спине имеется татуировка в виде дракона. Детство девушки прошло в трущобах Шанхая.
* Камелия — афро-американка, стюардесса. Умна, обаятельна, очень властный характер. Настоящий лидер и неофициальный командир экипажа. Часто попрекает Линду. Специалист по технике. Чёрные волосы, собранные в хвост, карие глаза, розовые тени, коричневая помада, всегда носит серьги в виде треугольника, собранного из 3 маленьких треугольников.
* Линда — блондинка, француженка, стюардесса. Немного глуповата, все принимает за чистую монету, но очень обаятельна. Её прическа похожа на купол, она голубоглаза. Голубые тени, розовая помада под цвет униформы, бледная кожа. Пожилые люди обожают ее.
* Тони — сицилиец, принадлежит к влиятельному мафиозному клану. Повар «Уимса», предпочитает итальянскую кухню. Очень обаятелен, хитёр, умён. Ярко выраженное чувство чести усложняет ему жизнь. У него зелёные глаза, чёрные короткие волосы. Пассажирам нравится его мрачное очарование. Не прочь провернуть какую-нибудь оферу под чьим-то носом.
* Диджи — индиец. Бармен «Уимса», известен отличными коктейлями. Характер ласковый и манерный. Умеет красиво говорить и заговаривать зубы, не скрывает этого и не стесняется флиртовать с пассажирами, хотя и не всегда безошибочно опознает подходящих для своих маленьких хитростей. Искусный карманник. Тёмная кожа, чёрно-синие волосы, борода, голубые глаза.
* Мартин Краун (мистер Краун) — миллиардер, владелец самолёта «Уимс». Строг и жесток, безжалостен к экипажу, любит его запугивать. Тем не менее, всё время улыбается и имеет публичный образ популярного человека и филантропа. Коричневые волосы, один глаз зелёный, другой голубой. Белый костюм. Самовлюблённый нарцисс и мажор.
* Охранники Крауна. Многочисленные сотрудники службы безопасности (частной армии). Похожи друг на друга, как старый день. Белые костюмы.
Каждый герой наделён своим собственным характером, внешностью и национальностью. Мало кто знает, но в глубине души ребята тоскуют по своим семьям, родным и друзьям, но никто не знает, как Тони иногда иногда задумывается в четырёх углах о своей возлюбленной — Луизе. Она должна была стать его невестой, дочь важно поставленного сицилийского мафиозники, но их чувства не были предрешены меркантильным расчётом. Их чувства были искренними, честными, взаимными и что ни на есть настоящими. Нередко он задумывался в глубокой ночи, что проще: спрыгнуть с самолёта или застрелиться в тихую в тёмном уголке?
Чудол